И я ударила Макса в пах.

…Он вскрикнул. Скривился. И утратил контроль.

Я воспользовалась моментом и толкнула его …в пылу не заметив, что за ним – панорамное окно от пола до потолка.

Послышался треск стекла.

…Вытаращенные от страха глаза Макса навсегда врезались в мою память. Я успела схватить его за рубашку и удержала от падения вниз.

Повисла секундная тишина. А потом – взрыв звонка на урок.

Однако никто и не думал расходиться по классам. Макс ошалело смотрел на меня, на голове – струйка крови, видимо, порез. Но мне было всё равно. Я разжала пальцы и отшатнулась.

– Евгения!?!

Рядом встала Завуч – во всех школах они одинаковы.

– Что тут произошло?!

Я ничего не могла сказать, во мне всё кипело, дыхание было горячим, как после стометровки.

– Отвечай!

Кто-то сунул мне в руки мой портфель и пакет с бананами. Я взяла их. И быстро пошла прочь – от Завуча, Макса, от всего своего класса, от ужасного звона стекла и страшной мысли, что Макс мог выпасть, погибнуть.

– Евгения! Стой!

Но окрик Завуча лишь добавил мне скорости.

Коридоры закрутились, как узоры в калейдоскопе. Я неслась на выход, размазывая по щекам слезы и представляя, как на подоконнике лежит изуродованная коробка с как попало накиданными конфетами…

…Наверное, прохожие оборачивались мне вслед, когда я фурией летела по улицам: с растрёпанной головой, в порванных колготках, в грязном костюме с белым от мела пиджаком.

В больнице осунувшаяся Оля вышла ко мне в коридор из своего отделения. Её рука была на повязке. Я протянула бананы. И, не в силах произнести ни слова, развернулась и молча ушла.

Какие уж тут слова…

…В школе, разумеется, был грандиозный скандал. Ещё бы: подрались не какие-то там отщепенцы – два претендента на золотые медали. Было собрание, требовали объяснительные, вызывали родителей…

Почему разгорелся этот странный и необъяснимый для посторонних конфликт? Что не поделили мальчик и девочка, во всем абсолютно благополучные?

…И как на эту драку могли реагировать родители Макса, которым было плевать на Олю и её беды?

Они, разумеется, обвиняли меня. И требовали исключить из школы. …Взрослые так редко вникают в суть детских проблем!

А ведь в предысторию той драки была вшита несправедливость. Та самая, которая сталкивает людей в битве до кровавого пота!

Однако в эпизоде с Максом, кроме несчастной коробки конфет, фактически и предъявить-то было нечего…

В конце концов всё закончилось тем, что нашим родителям выставили счёт за разбитое стекло. Они оплатили.

…А я в тот же вечер, явившись домой в самом расхристанном виде, сделала для себя одно важное открытие.

Мама на кухне о чём-то привычно спорила с отчимом. Но, когда я на цыпочках стала пробираться в ванную, чтобы незаметно для взрослых привести себя в порядок, она вдруг встала в дверном проёме кухни.

– Женя, – спросила мама через паузу, – надеюсь, ты дала сдачи?

…Как же мне повезло, что мы с ней всегда могли говорить на равных!

Взахлёб, задыхаясь от накатывающих эмоций, я рассказала ей и про Олю, и про конфеты, и про Макса.

– Знаешь, – сказала мама, – а ведь у меня в твоём возрасте была практически такая же драка.

И она рассказала историю, из которой я сделала вывод: да мы с ней похожи! Мать и дочь, как никак!

***

Поскольку дальше речь пойдет о детстве и юности моей мамы, буду для простоты называть её просто Леной.

Самая слабенькая из одноклассниц Лены, Наташа жила в одном подъезде с ней, этажом выше. Они не дружили. Так, кивали друг другу при встрече.

Но бывает между людьми так, что слова не нужны. Проскакивают какие-то флюиды, и возникает самая горячая симпатия. Особенно когда один человек чувствует в себе силы защитника, а другой остро нуждается в этой защите.