– Не, я так и не понял: ты почему только сейчас приехала?! Сейчас-то возможность появилась – приехать сказать. Почему тогда не было?

– Да, закрутились, Слава, – забегала глазами баба Нюра. – Похороны, поминки. Огород начался. Землю-то не оставишь. Да и на чем выбираться?! Автобус ходит раз в неделю, все одно не поспели б. А сейчас сосед машину наконец-то починил, подвез меня. Я тут заодно на поминки муки набрала. На сороковины, думаю, приедете?

– Родителям надо телеграмму отправить, – в задумчивости произнес я.

– А они где? На даче? – с любопытством посмотрела баба Нюра.

– Они уже год на Севере, в Надыме живут. Преподают там в каком-то университете.

– Господи, – вздохнула баба Нюра. – Вот жизнь-то забросила. И я ведь, старая дура, ничего не знала, – говоря это, она посмотрела на меня с легким укором. – Чего ж теперь делать-то?

– Брошу им письмо по электронке. Быстрей будет. Но приехать они вряд ли смогут: дороговато обойдется. Да и смысла уже нет.

– Да уж, конечно, какой теперь смысл, – обиженно поджала губы баба Нюра. – Олю все одно не вернешь. Ты-то хоть приедешь?

– Когда сорок дней?

– В эту субботу приезжай. Я уж и монашек нашла. Придут отпоют как положено.

– А это зачем? – не понял я.

– Положено так, – важно пояснила баба Нюра. – Душу отпеть надо.

– Автобус по каким дням ходит?

– В субботу из райцентра в три часа. К вечеру как раз поспеешь. Мы раньше семи не сядем.

– А обратно?

– Да он сразу же и уезжает. А тебе куда торопиться-то? Поживешь у нас, Славик, выходные. Хоть посмотришь, как мы с дедом сейчас живем. Мы себе телевизор новый справили. Цветной. А хочешь в бабкином доме остановишься. Там сейчас никто не живет. Один будешь королем жить. А в понедельник с утра попрошу соседа, он тебя до райцентра добросит. Ну, ждать тебя? – пристально посмотрела баба Нюра.

– Приеду.

– Вот и ладно, – сразу заторопилась она. – Пора мне. Скоро уж темнеть начнет, а нам ехать далеко. Дорога-то плохая, а у нас еще мост в этот разлив унесло. Так что в объезд поедем. Ну, ладно. Прощаться не будем. Ждем тебя.

Тяжелой походкой, переваливаясь с ноги на ногу, баба Нюра потащилась к стоявшей на обочине машине. Неуклюже втиснула свое громоздкое тело в игрушечную кабинку «Запорожца», громко хлопнула дверцей.

Я же ее совсем не знал, бабу Нюру. Смутные детские воспоминания. Лето. Жара. Мы с баболей (два слова – баба и Оля – слились для меня навеки в одно) приходим к бабе Нюре. Двор. В тени чахлой яблони прячутся куры, лишь петух важно прохаживается, периодически выбивая пыль из притоптанного грунта. Белый платок бабы Нюры. Черный хозяйственный фартук. Она достает из кармана карамельку и протягивает ее мне. Я разворачиваю фантик, конфета падает на землю. Подбегает какая-то шавка и тычется носом прямо в конфету. Мне хочется зареветь, но я сдерживаюсь.

– Растяпа какой! – говорит баба Нюра.

Почти все. Нет, еще совершенно туманный фрагмент.

Чаепитие вечером у баболи. Баба Нюра рассказывает про какую-то Дуську, которая связалась с баптистами из соседней деревни. Баболя ахает, крестится и в ужасе шепчет:

– Упаси Бог, от такой страсти!

Я пугаюсь вслед за бабушкой. И страшное слово «баптист» преследует меня еще целый день.

Потом они из-за чего-то поругались с баболей. И упоминать в ее присутствии имя младшей сестры было запрещено.

– Помирать буду – ее не позову! – грозно выговаривала бабка соседкам. – Так ей и передайте!

Но вышло по-другому. Хотя, по-моему, они так и не помирились до самой бабкиной смерти.

– Анька не вернулась? – встретил меня вопросом Игорь следующим утром.

– Нет.

– Звонил ей?

– Куда?