Теперь оставалось только ждать.

Три дня.

Три дня до бала.

Три дня до того, как её судьба либо изменится, либо станет окончательно решенной.

Ночь в замке опустилась быстро, как всегда это бывало в горах. Тёмное, почти чёрное небо, усыпанное тысячами холодных звёзд, нависало над дворцом, словно огромное полотно, раскинутое над миром самой судьбой. Лунный свет падал на мраморные колонны и виноградные лозы, покрывавшие часть фасада, отбрасывая длинные тени на внутренний двор.

Ферида не зажигала свечей.

Она сидела у окна, глядя на ночной пейзаж, ощущая, как холод пробирается сквозь тонкую ткань её ночного халата, но не двигаясь, не пытаясь укутаться в плед. Она не чувствовала холода.

Она ждала.

Прошло несколько часов с тех пор, как слуга отправился с её письмом. Она понимала, что отец не получит его сразу. Возможно, он даже не откроет его, пока не сочтет нужным. В её жизни он всегда появлялся, словно призрак – ненадолго, непредсказуемо, сдержанно. И всё же, несмотря на это, в глубине души она верила: он приедет.

Он должен приехать.

Ферида провела рукой по подлокотнику кресла. Её мысли путались, сменяя друг друга, разрастаясь, подобно беспокойному пламени в камине.

Что, если он тоже в курсе?

Что, если он сам принял это решение?

Она не знала, что будет делать, если это окажется правдой.

Она поднялась с кресла и подошла к зеркалу. Её отражение смотрело на неё с таким же напряжением, с каким она смотрела на него. Лицо было бледным, глаза – слишком тёмными в этой полутьме.

«Я не позволю им решать за меня.»

Эта мысль снова и снова звучала у неё в голове, словно заученная строка из старого стихотворения, повторённая так много раз, что она больше не была просто словами – она была истиной.

Ферида провела пальцами по стеклу, а затем, внезапно, словно подчиняясь порыву, взяла с туалетного столика лист бумаги и снова села за стол.

Она медленно, осторожно вывела первую строчку.

«Жизнь, как ветер в горах – её не удержать…»

Перо слегка дрогнуло в её пальцах.

Слова всегда были для неё прибежищем.

Когда ей было десять, она писала детские рассказы в свою потайную тетрадь, пряча её под подушкой, боясь, что слуги обнаружат и донесут бабушке. Когда ей было пятнадцать, она записывала в блокнот стихи на французском, изучая каждое слово так, будто оно могло спасти её от одиночества.

Слова были её свободой, даже тогда, когда ничего больше не принадлежало ей.

Она писала.

И с каждой новой строчкой внутри неё крепла решимость.

Она найдёт выход.

Она выберется из этой клетки.

На следующее утро солнце поднялось медленно, лениво растекаясь по горизонту золотистым сиянием. Замок пробуждался к жизни: слуги двигались по коридорам, кухни наполнялись запахом свежего хлеба, где-то в саду слышались голоса садовников.

Но Ферида не спала.

Она уже знала, что будет делать.

Она не будет ждать отца.

Она найдёт способ спастись сама.

Ночь оставила после себя тёмные круги под глазами и ощущение глухого напряжения в висках. Ферида не спала – не могла уснуть. Каждый раз, когда она закрывала глаза, перед ней вставало будущее, которое ей навязывали: блестящий бальный зал, смокинги и драгоценности, чужие взгляды, скользящие по её фигуре, будто оценивающие товар перед покупкой.

Она чувствовала, как поднимается тошнота.

Когда первые лучи солнца коснулись балконных дверей, Ферида уже стояла у зеркала, изучая своё отражение. Лицо выглядело бледным, губы сжатыми, а в глазах застыла решимость, граничащая с отчаянием.

«Я не дам им это сделать со мной.»

Она должна найти способ выбраться.

Она должна.

Утро в замке началось, как и всегда: размеренно, неспешно, словно ничто в мире не могло нарушить заведённого порядка. Слуги уже были на ногах, разносили подносы с чаем и свежими фруктами, готовили платье для хозяйки, расставляли вазы с цветами в больших залах.