Её отец сделал шаг вперёд.

– Ферида, – его голос был мягким, но именно в этой мягкости скрывалась угроза.

Он не произнёс лишних слов. Ему и не нужно было. Взгляд, спокойный, выверенный, говорил за него: ты перешла границу.

Ферида почувствовала, как в груди сжимается страх, но одновременно с этим вспыхнуло другое чувство – злость.

Злость на то, что все вокруг считали, будто имеют право решать за неё. Злость на то, что любой её шаг воспринимался как вызов, как нарушение негласного, но неизбежного порядка вещей.

Но самое страшное было не в этом.

Самое страшное было в том, что до сегодняшнего дня она сама принимала эти правила.

Она медленно выдохнула.

– Да, отец?

– Ты устала, – он не спросил, он утвердил, и в этих словах уже звучало приказание.

Уходи. Забудь. Сделай вид, что ничего не произошло.

Она почувствовала, как рядом слегка напрягся Антуан. Он не двинулся, не сказал ни слова, но Ферида знала, что если она сделает хоть одно неверное движение, он вмешается.

И тогда последствия будут необратимыми.

Она не могла позволить себе ошибки. Пока что.

Ферида отвела взгляд от Антуана и посмотрела на отца.

– Вы правы, – её голос был спокоен.

Но внутри буря не утихала.

Отец кивнул, развернулся и пошёл прочь, ожидая, что она последует за ним. Виконт д’Арманьяк бросил последний холодный взгляд в сторону Антуана и последовал за полковником.

Ферида задержалась на секунду.

Её глаза снова встретились с глазами Антуана.

И тогда он улыбнулся.

Не нагло, не дерзко, не с вызовом.

Но так, будто он знал, что всё только начинается.

Ферида почувствовала, как что-то внутри неё откликнулось на эту улыбку.

Она сделала шаг назад.

А затем повернулась и ушла.

Но теперь она знала: её тёмная клетка треснула.

И вскоре она выйдет из неё навсегда.

Всю дорогу до своих покоев Ферида шла молча, с опущенными глазами, стараясь не показывать ни одной эмоции. Шелковые юбки слегка касались ковра, а шаги отца впереди звучали ровно, уверенно, с той же неизменной тяжестью, что сопровождала её с самого детства.

Она знала, что разговор неизбежен. Что отец не оставит этот вечер без последствий.

И всё же, когда за ней захлопнулась дверь, когда в комнате остались только они двое, тишина оказалась тяжелее, чем она ожидала.

Ферида подняла голову.

Отец стоял у камина, спиной к ней, не двигаясь. Он снял перчатки, положил их на мраморную полку, затем медленно, почти лениво расстегнул верхнюю пуговицу мундира.

– Я думал, ты умнее, – голос его прозвучал ровно, без раздражения.

Ферида не ответила.

– Ты прекрасно понимаешь, что твой маленький спектакль не останется без последствий.

Она сжала руки в кулаки, спрятав их в складках платья.

– Это был просто танец.

Отец развернулся к ней.

– Нет, Ферида, – его взгляд, холодный, колючий, заставил её невольно напрячься. – Это был не просто танец. Это был жест. И ты знаешь, что он значит.

Она молчала.

– Д’Арманьяк в ярости. Он не привык, чтобы с ним обращались, как с уличным мальчишкой.

– Возможно, ему стоит привыкнуть.

Её голос прозвучал спокойно, но внутри всё бурлило.

Отец посмотрел на неё долго, изучающе, а затем вдруг усмехнулся – коротко, почти беззвучно.

– Значит, ты решила играть в независимость?

Ферида сжала губы.

– Разве я не имею права на выбор?

– Выбор? – Он шагнул ближе. – Твой выбор был сделан задолго до твоего рождения.

Ферида подняла голову, смотря ему прямо в глаза.

– Тогда, возможно, пришло время его пересмотреть.

Тишина между ними натянулась, как струна.

А затем отец заговорил вновь, теперь медленно, с хладнокровием, от которого по её спине пробежал холод.

– Ты не понимаешь, в какой мир хочешь ступить. Ты думаешь, что свобода – это просто? Ты веришь в красивые слова, в романтические идеи. Но этот француз… – он усмехнулся, в его голосе послышалось презрение. – Он не твой герой из поэтических грёз. Он опасен.