В горле пересохло, все это казалось омерзительным. Я вновь посмотрел на Рэндальфа, Рябого, Каспиана и Димери и опять напомнил себе, что штормовичке будет лучше с нами. Но это было не единственной причиной. Ее голос. Ее песня и то, как она повлияла на меня. Я хотел помочь ей. Мне это было необходимо – даже если сам способ вызывал презрение.

– Мой капитан готов предложить две тысячи, – сказал я.

– Повышаю до двух тысяч пятисот, – спокойно парировал Димери.

За столом воцарилась тишина. Рэндальф скрипнул зубами, явно недовольный ставкой. Каспиан с тихим всплеском наполнил свой стакан и в ожидании откинулся на спинку стула. Что касается самой Мэри, то она побледнела еще больше. Девушка изо всех сил зажмурилась, и ее лицо превратилось в бесстрастный фасад.

Димери это заметил.

– На моем судне с вами будут хорошо обращаться, Мэри. У меня на корабле чисто, запрещено пить, драться и играть в азартные игры. У вас будет своя каюта.

– Пираты-монахи, – пробормотал Грант из темного угла, где скрывался, и я не мог утверждать, что его услышал кто-нибудь еще. – Славьте их.

– Ведьма здесь не для того, чтобы ее уговаривали, – сказал Каспиан. – Три тысячи даст кто-нибудь?

– Четыре тысячи, – выпалил Рэндальф, выплевывая слова так, словно это были выбитые зубы. – Четыре тысячи солемов, будь они прокляты!

Мое сердце рухнуло куда-то вниз. В руке Каспиана задрожал стакан, а Димери медленно повернулся, словно желая получше рассмотреть контрабандиста.

– И что же именно вы возите контрабандой, мистер Рэндальф? – спросил пират мягким голосом, но я заметил разочарование в его глазах. Похоже, он не мог себе позволить перебить ставку.

Как и я. Цифры вертелись в голове, пока я потирал старую монету в кармане. Слейдер не согласится отдать больше трех тысяч. За четыре тысячи солемов можно купить целый корабль.

– По большей части ананасы, – сказал Рэндальф, настороженно смотря на присутствующих. Однако наш потрясенный вид его явно успокоил, и в голосе зазвучали нотки высокомерия. – Вы не поверите, сколько готовы отвалить богачи из Юрри за то, чтобы подать на стол ананас во время приема. А как Ее Величество любит ананасовый сок по утрам! Но они долго не хранятся, так что мне нужна погодная ведьма. Моя последняя утопилась. А без попутного ветра не будет ни свежих ананасов, ни прибыли.

Штормовичка уставилась на него в ужасе. Я разделял ее чувства.

Каспиан довольно рассмеялся. Он даже раскраснелся, а глаза с жадностью поблескивали.

– Итак, Димери? Россер? Готовы повысить?

Димери опорожнил стакан и с глухим стуком поставил его на стол. Выражение его лица оставалось сдержанным, но во взгляде можно было заметить намек на грядущее убийство.

– Нет, сэр.

Видящий во мне ревел, и на этот раз я не мог с ним справиться. Знакомое чувство бушевало и тянуло за собой, прочь из комнаты, в Иное, туда, где обитали сны, где правили духи-гистинги и где томилась в плену моя душа.

Мне привиделось лицо штормовички в зимней снежной мгле, обожженное ветром и отчаявшееся. В видении она как бы двоилась, рядом с живым, дышащим человеческим образом, словно отражение в зеркале, проявилась его призрачная тень.

Я так крепко сжал в кармане потертую монету, что чуть не сломал ее, а чеканка на аверсе – три змеи, кусающие друг друга за хвосты, – впечаталась в кожу. Рев видящего стих, а потом и вовсе пропал.

Я почувствовал облегчение, хотя оно и было отравлено горечью. Я только что заглянул в будущее штормовички, и, что бы оно ни значило, я не мог его изменить.

– Еще предложения? – снова спросил Каспиан, глядя на меня.

Когда все промолчали, он наклонился и наполнил стакан Рэндальфа янтарной жидкостью. Сделка была заключена.