— Супер, — без особого энтузиазма говорит, рассматривая плюшевого великана возле комода.

Дальше у окна письменный стол, на котором дочь в основном рисует или занимается лепкой. Маруся любит создавать причудливые фигурки. Так что в пластилине у нас и столешница, и ковер.

— А там у тебя кто? — Грозный опускает взгляд под стол, где у Маруськи в интерьерном порядке располагается кукольная квартира: гарнитур, кровать, обеденная зона.

— Там Лариса и Кен, но у них своя личная жизнь, — категорично поднимает пальчик вверх. — К ним нельзя.

— Настолько серьезно? — едва не смеется.

— Очень.

Терпеливо выдохнув Демид садится на край Марусиной постели и видит группу «прокаженных» игрушек, которые не удостоились чести быть сложенными даже в коробку со старым барахлом, а просто прикрыты тряпочкой рядом с ней на полу.

— Это Витькины куклы, — объясняет дочь, — и я в них не играю.

— Принципиально? — азартно переспрашивает и слишком удовлетворенно поглядывает на меня, замершую в дверном проеме как серая тень.

— Принципиально это как? — озадаченно таращится Маруся.

— Не бери в голову, — отмахивается, — я и так все понял.

— Ага! — кивает и с искренней улыбкой открывает дверцу шкафа, демонстрируя Грозному коллекцию миниатюрных фей. Это своего рода гордость для Маруси и самая большая головная боль для меня.

— Чтобы собрать полную коллекцию, — рассказываю за дочь, — Маруське пришлось сильно постараться. С частой периодичностью напоминать мне, прочесывать магазины. Самой освоить планшет и искать в интернете нужные модели фей. Обзаводиться новыми знакомствами во дворе и обмениваться с девочками теми феями, которые повторяются. А последняя, та, что с золотистыми волосами досталась Марусе трудом и потом. В прямом смысле, Демид. У Маруси в садике были нехитрые спортивные соревнования, для нас нехитрые, но не для детей. Главным призом была либо фея, либо машинка, если победит мальчик. Так вот Маруся очень старалась, что даже поцарапала локоть, хотя все было безопасным и…

Слова застревают в горле, оттого что доченька достает именно редкую и самую милую сердцу фею. Поцеловав ее, идет к Грозному.

— Это вам, — протягивает.

— Нет, ты что? — смутившись, Демид опять хмурится. — Я не возьму.

— Берите же, — Маруся снова теряется. Видно, что хотела от души поделиться. — Дарю.

— Нет.

Грозный отодвигается подальше.

В комнате повисает звенящая тишина.

Дочь, испугавшись, что совершила что-то не то, оглядывается на меня, ищет поддержку.

Как и Демид, впрочем. Он буравит меня взглядом, шатко балансируя на грани между гадом, отнявшим заветный трофей у ребенка и благодарным за подарок другом.

Если бы я не поведала предысторию этой, казалось, простецкой безделушки, Грозный без промедления взял ее, а потом, выйдя из нашей квартиры, вышвырнул в ближайший мусорный бак. Теперь все иначе.

Но чем же я могу помочь?

Сама удивлена спонтанному выпаду Маруси, хотя до этого полагала, что знаю дочь насквозь.

Раньше я протирала пыль в шкафу только под чутким надзором Маруськи, со всей аккуратностью передвигая фигурки и претендовать на одну из фей мне было за гранью фантастики.

Нет, доченька меня любит и все ее поделки посвящены только маме, но чтобы Розалию с золотистыми волосами…

Если так пойдет и дальше, то мне станет тесно в ее сердечке, ведь львиную долю займет Демид. А это может обернуться трагедией. В первую очередь для меня. Не хочу, чтобы правда об отцовстве когда-нибудь раскрылась.

Однако сейчас я не собираюсь еще полночи объяснять дочери о скудоумии некоторых людей, и почему они бывают плохими настолько, что не могут взять элементарный подарок.