Кто принял решение перенести борьбу в Рим – Бальбо, пытавшийся впоследствии присвоить себе эту историческую инициативу, или же сам Муссолини, до конца не ясно. Во главе каждой из формирующихся в городе Перуджа четырех колонн был поставлен один из составляющей quadrumviri четверки лидеров: Бальбо; революционный синдикалист Микеле Бланки; увенчанный наградами и обросший роскошной бородой кадровый военный генерал Эмилио Де Боно и лидер туринских фашистов Чезаре Мария де Векки. Они начали комплектовать колонны и на 28 октября наметили начало движения на Рим с разных сторон. Муссолини, усиливая давление, выдвигает ультиматум: теперь он требует назначить себя президентом Совета министров. Факта, со своей стороны, тоже решил, что настало время действовать. Он предложил ввести военное положение и арестовать лидеров фашистов, но для этого ему требовалось согласие короля. Вызванный в столицу король безо всякого желания вернулся в Рим, прервав охоту в загородном поместье Сан-Россоре. Он то ли не доверял ни либеральному государству, ни армии, то ли боялся наступающей анархии, то ли вовсе ощущал угрозу смещения его с престола в пользу открыто поддерживающего фашистов своего кузена герцога Аостского. Как бы то ни было, ратифицировать введение военного положения король отказался. Факта объявил об отставке и своей, и своего правительства. Режим либералов, при всех его виляниях и компромиссах, находился у власти с момента объединения, и теперь, кажется, дни его были сочтены. На самом деле ситуация могла разрешиться и иначе. В регулярной армии было 25 тысяч солдат, готовых защищать столицу. Но такого приказа им никто не дал.

В Милане Муссолини тщательно просчитывал свои шаги. Молодые фашисты, некоторые из которых еще не достигли и двадцатилетнего возраста, были поставлены охранять его семейный дом на Форо Бонапарте. Ракеле не расставалась с револьвером, а впоследствии даже вспоминала, что на шкафу держала завернутые в вату гранаты. Муссолини был в хорошем настроении, постоянно насвистывал и помогал Эдде делать домашние задания. Ракеле он сказал, что готовит «нечто особенное».

Став взрослой, Эдда говорила, что не помнит почти ничего из бурных событий своего детства. Но она навсегда запомнила вечер 27 октября 1922 года, накануне похода на Рим. Муссолини велел ей и Ракеле одеться получше, так как семья шла в театр. В театре «Мандзони» давали «Лебедя» Мольнара[13]. Они заняли места в ложе, осознавая, что со всех сторон зала на них направлены бинокли любопытных. Каждые несколько минут в дверь ложи раздавался тихий стук. Муссолини бесшумно выходил, а потом также бесшумно возвращался на место.

Едва начался второй акт, как Муссолини прошептал на ухо Ракеле: «Пора». Взяв Эдду за руку, он поспешно поехал домой. Телефон звонил беспрерывно: от него ждали указаний. Один из звонивших интересовался, не следует ли взорвать редакцию враждебно настроенной к фашистам газеты Il Corriere della Sera. Муссолини ответил, что нет. Затем последовал звонок, которого он ждал: король хочет с ним встретиться и просить его сформировать коалиционное правительство. Взяв поспешно собранный Ракеле чемодан, Муссолини отправился на вокзал, чтобы обычным ночным поездом уехать в Рим. От предложенного ему правительством специального поезда он отказался.

На поездах, автомобилях, грузовиках, верхом и даже пешком в Рим стекались разношерстно одетые, кто в военной форме, кто в гражданском, мужчины. На некоторых были черные рубашки, другие щеголяли в высоких сапогах со шпорами, кое-кто красовался в форме ардити с эмблемой в виде мертвой головы. Им было приказано занять штаб полиции и карабинеров, почтовые отделения, радиостанции и редакции газет. Римляне с интересом наблюдали за этим воинством с балконов и из окон. Поезд Муссолини опоздал на час и сорок минут, и, выйдя на платформу, он заявил, что добьется того, чтобы поезда ходили по расписанию. Несмотря на причудливое одеяние – черная рубашка, шляпа-котелок и гетры, – вызванное, по его словам, тем, что приехал он прямо «с поля боя», Муссолини был принят королем, который попросил его сформировать правительство.