Мави почти издала недовольный стон, но вовремя закрыла рот ладонью. Они ещё не были женаты, а король уже строил планы на других женщин.

– Мне совершенно не улыбается провести остаток жизни в зависимости от человека, который не вызывает у меня никаких положительных чувств. Ах…! – Надар ударил руками по подоконнику. – Времени почти не осталось на поиски Дракона. Все следующие дни, вы должны землю носом рыть, но найти хоть какой-то след!

– Ваша светлость, как прикажете! Я передам начальнику стражи, чтобы он вновь собрал отряд для поисков. Только вот, я сомневаюсь, что поиски нас обрадуют результатом. Семь лет ищем и ничего…

– Ищите там, где ещё не искали, – взгляд короля потяжелел.

…Чтобы её не сбили собственные мысли и случайно не обнаружили – Мави отошла в сторону отдышаться. И тут её приятным холодком пронзила идея.

« А что, если – нет, я не смогу. Но вдруг – нет, слишком рискованно. Но если я буду убедительна…?»

Каждая минута казалась Надару бесконечностью. С напряжением он вслушивался в звуки, раздававшиеся за дверью, но в основном это были разговоры проплывавших по коридору обитателей монастыря.

Тяжелые мысли одолевали, всё раздражало его. Теряя терпение, он сердито прихлопнул комара на шее.

– Зараза! – в следующую секунду он уже торопливым шагом направлялся в сад, сам не зная зачем и с какой целью. Его чувства искали выхода в движении.

У него было основание сердиться. Затекла шея, глаза устали от дорожной пыли; а им ещё предстояло двести верст отмахать обратно.

Я прогоняю с ужасом разрозненные тени

Скелетов прошлого, гарцующих внутри…

Натренированный слух короля уловил слова чьей-то чувственной песни. Хотя во дворе было совсем пустынно: лишь кое-где стояли пустые бочки, да телега под козырьком закрывалась от палящих лучей. Из конюшни доносилось редкое тоскливое ржание; ставни всех пристроек, где прятались немногие животные, были наглухо закрыты.

Он настолько увлёкся поисками источника голоса, что едва успел вовремя почувствовать приближение двух взвинченных монахов:

– Двор должен быть подметен не менее тщательно, чем прочитаны вечерние молитвы, – ругал один другого.

Надар увидел сваленные в беспорядке мешки и ящики. Он угадал, неприветливый служитель – кто-то вроде местного эконома. Звонкий голос, тянущий песню, то ли печальную, то ли жизнерадостную опять привлекал к себе. И он замер на месте:

…О той стране я слышала ещё в прошлой своей жизни,

Сидя в красивой клетке.

Идёт время, но ничто не может даже приблизительно сравниться

С этим образом и наполнить его явью…

И пошел он на голос дивный. К распахнутым дверям часовни. Насколько ему было известно, мирянам полагалось пользоваться только этим входом. Внутри было практически пусто. Если не брать в расчет невысокого, худого как палка старика, который сидел на скамье, сложив узловатые от тяжелой работы руки на коленях.

Песня прекратилась внезапно, словно оборвалась. Его появление как будто взволновало и даже смутило чудесную певицу.

Он поспешил сказать:

– Не помешаю?

Мир входящему… – так и не донеслось в ответ. Хрустя по утоптанному насту, Надар остановился, удивлённый не приветливой атмосферой молитвенного зала, но затем зашагал дальше.

В воздухе кружилась пыль, шаги его звонко отражались от стен. Никакой росписи, мозаик – никаких украшательств – только тесаный камень и рассеянный свет от свечей. Может быть, в солнечную погоду, когда ставни открывали нараспашку, скамьи наполнялись почтенными старцами, а вдохновенный аббат начинал мессу, здесь и ощущалась подлинная благодать. Теперь же старая часовня дарила умиротворение лишь дохлым мухам на полу. Надар с трудом заставил себя улыбнуться как можно более приветливо. Он поздоровался с монахом, но тот и не думал отвечать.