Добыча Alariya Rusal’

АнастасиииАнне

Моимдвумдорогимсёстрам

ПЛЕЙЛИСТ

– Massive Attack – Angel

– Billie Eilish – NDA

– Noah Cyrus & XXXTENTACION – Again

– Sting – Shape of my heart

– Fallulah – Give Us a Little Love

– Elley Duhe – MIDDLE OF THE NIGHT

Labrinth – Mount Everest

The Weeknd – Timeless

Lana Del Rey – Art Deco

ВАЖНО

Этопроизведение – какнепростаяэкзистенциальнаяигратеней, можетсодержатьнатуралистическоеописаниеболезней, катастрофисценупотребленияалкоголяинаркотиков. Здесьмогутбытьнатуралистическиемоментыполовыхотношений, нецензурнаябрань, специфическиекинки, кровьисцены, способныевызватьотвращение, атакжеэлементыпреследованияиклеймения.

Пролог

Её звали Ренесма. Он не знал, зачем запомнил это имя. Оно звучало, как что-то запретное – как слово, которое нельзя произносить в темноте, чтобы не разбудить зверя.

С тех пор она появлялась в его жизни, как солнце через щели жалюзи: слишком яркая, чтобы смотреть в упор, но слишком живая, чтобы не тянуться. Он знал, что с ним что-то не так. Психологи говорили это шепотом. Мать – взглядом. Отец – молчанием. А она… смотрела прямо в глаза. И однажды, с детской уверенностью, будто ставила крест, прошептала:

“Хищник.”

Он не понял, испугалась ли она. Или это было восторженно. Но с тех пор – имя прилипло.

Клеймо.

А он? Он запомнил, как её плечи дрожали от страха – или возбуждения, кто теперь знает. В его памяти она стала добычей. Единственной.

Не как те, кого он мог бы ударить. Не как те, кто кричал. Нет. Она – была тишиной перед бурей.

“Моядобыча”, – подумал он тогда, ещё не зная, как больно ей это однажды отзовётся.

Глава 1

АллетаУотерс.

Сегодня мне предстоит сделать то, что оказалось одним из самых трудных моментов в моей карьере – оповестить родителей четырнадцатилетнего мальчика о его психологическом состоянии. Папка с анализами, пришедшими ровно полчаса назад, словно весомый груз, тяготит мой рабочий стол. Я стою у широкого окна, скрестив руки на груди, и тяжело вдыхаю воздух, наполняющий легкие легкой тревожностью. В любую минуту появится семья Хантер, и я не могу не заметить, как сердце колотится в груди, когда я выглядываю их автомобиль на стоянке.

«Ниодинизвосьмисеансовтерапииневыявилумальчикапризнаковагрессииилинеконтролируемогоповедения. Какбыянистараласьбытьмаксимальновнимательнойичуткой, мнетребуетсябольше, чемобычнаяпреданностьсвоейработе. Унегоестьсвоитайны; оннаучилсятщательнопрятатьсязамаскойспокойствия, илишьвремяпокажет, каковыегореальныетриггеры.»

Звонок в дверь неожиданно прерывает мои размышления. Я направляюсь к папке с анализами, стараясь сохранить хоть какое-то спокойствие и произношу: «Входите.»

Дверь распахивается, и в кабинет врывается Берта Хантер, дрожащей рукой держащая своего сына. От её взгляда, полного отчаяния и надежды, мне становится тяжелее.

– Аллета Уотерс, прошу вас, скажите мне, что с моим сыном всё будет хорошо – всхлипывая, произносит она, слегка поддергивая руку Дарта. Эти слова звучат как мольба, и в них чувствуется материнская тревога, готовая перейти в безумие.

Я собираюсь с мыслями и отвечаю, стараясь говорить как можно более мягко: – У мальчика амок, Берта. Как бы мне ни хотелось продолжать сеансы с Дартом, его состояние требует специального вмешательства, чего я не могу обеспечить. Внутри меня борются эмоции, и я осознаю всю тяжесть сказанного. Я прошу прощения за то, что не смогла увидеть истинные проблемы и обмануть вас относительно его состояния.

Её взгляд из стекла, полным слез, становится более проницательным, и я чувствую, как каждый момент этой встречи подобен стальному обручу, сжимающему грудную клетку.

Дарт, словно предчувствуя нарастающее напряжение, отпускает руку матери и в мгновение ока прижимается ко мне, обвивая свои небольшие ручки вокруг моей талии. Я замираю, не ожидая, что к этому моменту он будет так близок, и не в силах сдержать слезы, которые начинают катиться по щекам. В этот момент в кабинет вбегает моя дочь, взвизгнув: «Маам.. мама!» Мы с Бертой, охваченные мгновением, бросаем на неё взгляд. Моя девочка, её каштановые локоны, собранные в два неуклюжих хвостика, словно шевелятся в воздухе, привносят в напряжённую атмосферу нотку невинности и детской беззаботности. Она замирает, покраснев от стыдливого смущения, теребя руками свою школьную юбку.

– Ренесма, сладкая, – произношу я, стараясь вернуть её в реальность, когда она оказывается между нами, словно мостик между двумя мирами – миром детей и миром взрослых. Она молчит, всё ещё стоя на месте и внимательно изучая Дарта. Я замечаю, как он ловит её удивленный взгляд. Вдруг, налюбовавшись её веселыми зелеными глазами, он начинает бить меня по руке, и тут же папка с его анализами, как будто в замедленной съёмке, обрушается на пол, разлетаясь на несколько файлов. Берта, угрожающе скукожившись, делает несколько поспешных шагов к своему сыну, хватая его за плечи, с лёгким ужасом изучая его поведение.

Ренесма, не дождавшись ничего иного, поднимает один из файлов с пола и, всматриваясь в содержимое с широко раскрытыми глазами, застывает на месте. Я, в состоянии страха, немедленно собираю бумаги обратно в папку, опускаясь на колени, словно пытаюсь скрыться от взгляда правды.

– Хищник! – закричит моя дочь, её голос резонирует в затишье, как удар грома.

В этот момент Берта смотрит на неё, как вытащенный из ясного моря миди, затем застывает, переведя взгляд на меня, полная смятения и тревоги.

– Я позвоню вам, Аллета, когда мы с мужем примем решение о том, что делать с нашим мальчиком.

В этот момент Дарт, махнув рукой, вырывается от её объятий и мчится к рабочему столу, сбрасывая с него всё, что только можно: папки, книги, бумаги, которые с гулким звуком разлетаются по всему кабинету, расплёскиваясь на пол, словно разъяренный шторм.

Добыча. 15 лет

Я никогда не мучилась от кошмаров и не замечала в себе страхов. Ночами я спокойно сплю с выключенным светом, могу воткнуть пальцы в рой муравьев и даже не моргну. Скрипящие полы не пугают меня, когда я одна дома, пока мама погружается в воспоминания о том мальчике, который напугал нас своим ужасным поведением год назад. После этого инцидента я прекратила общение с Кейко, но он отреагировал иначе.

 «Мойотец, ГрегУотерс, ушелиздомапятьлетназадпослессорысмамой, когдамнебыловсего 10. Каждыйгоднамойвопроскудаонисчезикогдаонвернется, мамаотвечаларазнымивыдумками. Сначалаонаговорила, чтоонуехалработатьбраконьеромвбункер, атеперь, погруженнаявработу, отвечает, чтоонгидронавт. Мнеуженеинтересно, кудаонтаккрасивосмылсяизнашейжизни, нототфакт, чтоонмучилнассмамой, вызываетвомненегодование. Явсегданадеялась, чтооднаждымамаскажетмне, чтоонблизко, иясмогунапастьнанегоипокусатьзавсе, чтооннатворил. Охужэтиотцы, чьиногивсегдаупорогавнужныймомент. Вобщем, онбылзлымиглупымвсвоемпобеге.»

Я закрываю свой личный дневник, ставя точку на последнем предложении, и, взмахнув ногами в воздухе, прикусываю нижнюю губу. Мысль о том, чтобы устроить ночевку с Арвен, приходит в голову. Она выше меня на дюйм, но постоянно умничает и упрекает меня во всем. Но она классная, когда раскрывает свои карие глаза, слушая мои истории, которые я на самом деле придумываю, чтобы увидеть шок в ее глазах. Это мило.

 Я мчусь по коридору к маме, чтобы попросить вернуть телефон, который она отобрала у меня, когда узнала о моем интересе к жестокому обращению с женщинами. Это не пугало меня, наоборот, вызывало интерес и жалость. Почему люди позволяют это с собой? Почему не позвонить в 102 и не рассказать о своих переживаниях? Может, у них нет телефона, как у меня сейчас?

 Я открываю дверь в комнату, где мама сидит за столом, увлеченная чтением. Я не вижу ее лица из-за растрепанного пучка, но представляю, как она хмурится на каждой строчке. Вспоминаю, как стояла в ее кабинете с листком бумаги, где было много непонятного, однако я прочитала что-то о импульсивно-агрессивном поведении и внезапных вспышках гнева, и не могла сдержаться, крикнув "Хищник", не от текста, а от фамилии Дортагнана Хантера.

 Я стучусь по двери, уже входя в комнату. Мама оборачивается и смотрит на меня без слов. Я подхожу к ней, кладя руку на плечо и заглядываю в бумаги на столе.

– Рене, если ты пришла выпытывать местоположение своего телефона, то нет, я не скажу, – говорит она, укладывая бумаги в стопку.

– Маам, прошу, отдай мне его! Я хочу пригласить Арвен на ночевку, – стону я.

– Ты постоянно опаздываешь, когда провожаешь её в школу, – отвечает она, поднимая на меня глаза.

«ЯиАрвенучимсявразныхшколах. Мыпознакомились, когдамнебыловосемь – шлинафранцузский. Стехпормынеразлучны. Кейкотожеходилснами, номывсегдассорились, преждечемначатьдружить. Онмешалсшутками, новымилего, слишкомотвлекалменяотзанятийимнеприходилоськраснетьвовремязамечаний.»

– Я встану еще раньше, прошу, маам, – умоляю я, проводя рукой по её макушке.

Она вздыхает и идет к комоду, открывая ящик, достает мой телефон и протягивает мне.

– Я установила на твоем телефоне детский режим, теперь твое любопытство будет прерываться уведомлением о запрете на вход в браузер, – сообщает она, возвращаясь к столу, за которым сидела до этого.

– Какой бред, мам, мне пятнадцать лет, ты издеваешься надо мной, – фыркаю я, не дождавшись ответа и направляясь к выходу.