– Нет, не понимаю! – то и дело восклицала она. – Идти надо, если предлагают. У него дела хорошо идут, да и человек он неплохой. Чего же тебе надо еще?

– Паша! – чуть не плакала Велимира. – Да ведь он мне в отцы годится!

– Ну и что ж от того? – пожала плечами Прасковья. – Зато тебе с ним нескучно будет! Он вон сколько знает!

– А как же без любви? – тихо, едва шевеля губами, прошептала Велимира.

– Как говорит матушка, «стерпится – слюбится!»

– Ну нет… Не верю!

Коса у Велимиры была уже готова, Прасковья завязала ее лентой, и теперь девушки сидели лицом друг к другу. Велимира прикусила губу, чтобы не заплакать.

– Что не веришь? Дело-то житейское! Ты спроси хоть кого на деревне, никто замуж по любви не выходил!

– Но я не хочу так…

– Неблагодарная ты, подруга, – сказала Паша, качая головой. – Надо Бога благодарить, что мужа послал, а ты все: «Не хочу». Так надо, значит, так Бог велел.

– Не верю я, что Господь мне и выбора не оставил! – несмотря на все усилия, Велимира не смогла сдержать слез. – Не верю!

Паша обняла ее, утешая:

– Ну не надо так убиваться, что ж ты? Что ты сделать можешь? Так Богу угодно. Если я была б на твоем месте, пошла б с радостью. Все лучше, чем до старости в деревне сидеть. Все-то лучше…

Велимира долго плакала, а когда слезы кончились, решила идти домой. Паша ей все говорила, что так надо, и что она неблагодарная, что зря убивается. А что еще она могла сказать?

Деревня умерла. Из труб валил черный дым, как кровь из вен. Все в снегу, через него с трудом можно было пройти даже до соседнего дома. Велимира шла по этому бесконечному белому полю. Мысли терялись и переплетались в голове. Выбор? Счастье? Неужели нельзя? Никак? И никогда? Нет, нет! Слезы текли ручьями из глаз осенним дождем. Велимира не знала, как их остановить. В бессознательном глухом порыве она бежала по морозу, глотая ледяной воздух. Она не знала куда, ноги сами несли ее. А снег все падал с неба, словно кто-то там, наверху, взбивал подушки.

Наконец показалась река. Она вся замерзла, на льду уже лежали сугробы. Велимира села у самого берега и прижала колени к груди. Растрепанные волосы липли ко лбу и щекам. Слезы все еще текли не переставая. Жизнь сломлена. Кончена. И что остается? Василиса не посмотрит, что племянница не хочет замуж, ей бы только от нее избавиться. Но что же делать? Неужели идти? Ехать на лошади с торговцем в непонятную, пусть даже и манящую даль, продавать мех и рожать детей? А что будет, когда Тихон умрет? Она же младше его на двадцать лет, что она будет делать, когда его не станет? Побираться, милостыню просить? Ну уж нет! Утопиться лучше, как Настасья три зимы назад… Оно бы хорошо, да река замерзла… Холодная, наверное…

О чем она думает?! Нет, нет, есть другой выход! Велимира встала на колени и возвела к далекому небу руки.

– Господи! – сказала она громко: услышать ее мог лишь спящий лес. – Отче, спаси мою душу грешную! Скажи, как быть, пошли знак! – она снова плакала. – Скажи, что мне делать? Как быть, скажи, я послушаюсь! Ну, Господи, ну же, не молчи! Скажи мне, Боже!

Велимира уронила голову на руки. Она рыдала навзрыд, в голос, все просила. Кричала, звала, пока не осипло горло. Но Бог молчал. Только посыпал землю снегом. Велимира не хотела возвращаться в деревню, пусть и было уже поздно. Она надеялась на чудо.

И вдруг из-за заснеженных деревьев вышел мальчик. Ему на вид было лет десять. На голове торчком стояли волосы цвета соломы, голубые глаза на веснушчатом лице лукаво сияли. Он был в одной белой льняной рубашке, босой, и улыбался так, как умеют улыбаться только дети. Велимира никогда не видела его раньше.