Был вечер. Тускло горела свеча. Велимира сидела на лавке у печи и штопала рубашку Прохора. В доме было две комнаты, разделенные хлипкой стеной. Если сидеть тихо, можно было услышать разговор в соседней светелке. Велимира ясно различала голос Василисы – громкий, низкий и даже грубоватый. Прохор говорил мягче и тише. Вообще, это была смешная пара: Прохор, худой и низкий, со светлыми волосами и ясными серыми глазами, казался просто ребенком по сравнению с высокой и крепкой Василисой. Тетя любила командовать и заправлять домашними делами. Она всегда была в курсе всего, что происходит в деревне, и раздавала направо и налево свои советы. Муж ее, тихий и спокойный старичок, не имел ничего против намерений жены во всем быть главной. Это был добрый, рассудительный человек, который не любил ни во что вмешиваться.

Велимира зашивала дырку на рукаве, внимательно прислушиваясь к их разговору.

– Может, подождем еще? – говорил Прохор. – Она девочка совсем, ей шестнадцатый год только пошел.

– А чего ждать? – очень громко и резко, как обычно, отвечала Василиса. – А если не возьмет никто больше?! Мне меньше было, когда меня за тебя отдали! Да и мама ее девочкой замуж вышла!

Велимира побледнела. Голова закружилась, и она уколола палец.

– Ну как же… – снова донесся голос Прохора. – Да ты посмотри на нее – ребенок!

– А ест как взрослая! – возразила Василиса. – Нам самим прокормиться бы, а тут и ее… Нет уж, предложили – надо отдавать! А если не возьмут больше? До старости кормить будешь?

– Да, кормить ее нелегко, но ведь…

– Да говорю я тебе, тут и думать нечего!

– Положим…

Велимира не очень понимала, о чем разговор, но плохое предчувствие медленно рождалось где-то глубоко внутри. Но она решила пока не беспокоиться об этом и постаралась уйти с головой в свои мысли. Что интересного было у нее в жизни? Да ничего, в общем-то. Работала, гуляла, спала. Больше и ничего. Иногда, когда выдавалась свободная минутка, вместе с Прасковьей заходила послушать истории Тихона. Он говорил о дальних городах, о совсем других людях. Подругам нравилось слушать его. Он рассказывал просто, но так интересно, что дух захватывало. Казалось, все это – выдумка, и на самом деле ничего этого нет – только тайга. Могучие деревья, леса, морозы. И их деревня – единственный островок жизни среди моря снегов и ветвей. Велимира получше узнала и Тихона – это был добрый, уже много повидавший человек с хорошим товаром. Он годился девушкам в отцы. Они его жалели – у него ведь никого в жизни не было – и улыбались ему.

– Дочка…

Велимира вздрогнула, услышав, что Прохор зовет ее. Он называл ее дочкой давно, еще с тех пор, как Василиса привела ее – босую, простоволосую, в одной рубашке – в дом. Он сказал ей тогда: «Что ж ты, дочка! Замерзла ведь как!». Так и осталось. Дочка. Своих детей у них с Василисой никогда не было.

Велимира повернулась к Прохору и улыбнулась ему.

– Дело есть… – сказал он и сел рядом.

Из соседней комнаты вышла Василиса и тоже села.

– Тут… – замялся Прохор, – нам с матушкой, – так он звал жену, – человек хороший предложил… В общем, жениться на тебе хочет.

Велимира побледнела. Сердце забилось сильнее.

– Кто? – она с трудом шевелила губами.

– Он хороший, и деньги есть… – продолжал Прохор, как будто не замечая вопроса племянницы. – Он тебя не оставит…

– Кто? – повторила Велимира. Она едва могла говорить.

– Тихон.

Василиса ответила за мужа. Они говорили так буднично, так просто, как будто ничего не происходило. Велимира вцепилась пальцами в скамейку.

– То есть как это – Тихон? – переспросила она, когда к ней вернулась способность говорить.