От удивления у меня округляются глаза. Но лишь на мгновение. Я держусь. Спокойно.
- Куда было бы страшнее, если бы ты пошла на поводу у дежурной приемного покоя и отправила бы Арсеньева в другую клинику. А он по дороге бы умер. Вот тогда бы нас точно затаскали по судам. Так что и с юридической точки зрения все сделала правильно. Отстояла свою честь и нашей больницы. Кстати, дежурная приемного покоя тоже написала на тебя докладную.
Главврач достает второй лист. Складывает их с первым и рвет на мелкие кусочки, выбрасывая мусор в корзину под своим столом. Иннокентий Игнатович при этом так морщится, что даже инстинктивно протирает руки о свои брюки.
- Весь этот спектакль здесь я устроил, чтобы люди остальные не подумали о том, будто бы ты моя любимица. Ты знаешь, как у нас любят косточки перемывать. Того и гляди, в любовницы мои тебя запишут. У нас это любят. Я от вас молодых не знаю как отбиться.
От этих слов мне смешно, но я не смеюсь, потому как его слова правдивы. Ко мне и так относятся предвзято. Молодая, красивая (да, теперь я не синий чулок), с образованием и имею определенное уважение от главврача. Если бы сейчас Иннокентий Игнатович не принял докладные, а объяснил мою правдивость, среди медсестер, а затем и врачей, пошли бы очень нехорошие слухи.
- Теперь поговорим об этом чемпионе. Забываем на время о его званиях и регалиях, но помним, что это известная личность, - главврач перешел на заговорщицкий тон. Он даже слегка подался ко мне вперед. – Ты его прооперировала – молодец. Это в твою копилку личной кармы. Ты знаешь, что мы ждем человека от Минздрава на должность заведующего вашего отделения.
О как! То есть мы ждем человека, а не выбираем между мной и Григорьевым. На душе немного спокойнее стало.
- Если вдруг до осени никого не пришлют, я буду ставить вопрос о твоем назначении.
- Как это? – тут я совсем опешила.
- А вот так это. Мне так будет спокойнее. Чем какой-то незнакомец сейчас придет и черте что творить начнет! Если начнут противиться по поводу твоего назначения, я им операцию этого чемпиона выставлю как твое главное достижение. Но это, если все пройдет гладко. Ты понимаешь, что состояние его сейчас очень шаткое. Поэтому ты забываешь обо всех окружающих, забываешь о наличии врачей в реанимации, и сама наблюдаешь за состоянием больного.
Здесь для меня нет ничего нового. Я и не собиралась бросать своего пациента на попечение малознакомых, а иногда и малограмотных врачей. Тем более, что это Рома. За него я отвечаю головой. Перед самой собой. Перед Еленой Владимировной и Владиславом Игоревичем. Я не могу подвести чету Арсеньевых. Если уж я пообещала спасти их сына, значит, должна сделать все возможное и невозможное.
- На данный момент в нашей больнице все есть. Транспортировка его в другую клинику без надобности. Но не до фанатизма, Людмила! Если вдруг ты видишь, что состояние ухудшается, сразу же звонишь мне. Я уже договорился в Склифе, что они его примут. Фамилию пока называть не стал. Просто пациент. Поэтому в случае чего просто перевозим и все. Не примазываемся к достижениям его лечения, укладываемся на дно. Но если дело выгорит… Мы можем хорошо сыграть на этой теме.
- В каком смысле? – не понимаю уже совсем.
- Людмила Ильинична, раскинь мозгами! Если мы вылечим самого Арсеньева Романа, нас отметят в Минздраве! Это же дополнительное финансирование! Наверное. Очень надеюсь на это…
- Иннокентий Игнатович, - говорю с укором, кивая головой с осуждением.
- Что Иннокентий Игнатович?! У нас томограф полетел! У нас дефибрилляторы в реанимации еле работают. Иногда через раз. Если сейчас у Арсеньева сердце остановится, возможно, вручную придется заводить! Ты пойми, спасая одного известного, мы можем спасти кучу простых людей. Ты же работаешь в хирургии. Пусть редко, но и тебе доводится оперировать людей с внутренними кровотечениями. Про онкологическое отделение и говорить не приходится. Я каждый месяц ломаю голову, как бы выкроить деньги на ремонт или покупку нового оборудования. Пока очередь до нас дойдет на бесплатное оснащение, мы можем людей потерять. И работу! У нас же как: обеспечить сложно, а уволить запросто!