Да. К такому я не была готова. Взявшись за операцию Ромы, я даже не подумала о подобной финансовой перспективе.

- Я поняла вас, Иннокентий Игнатович, - хочешь - не хочешь, а правдивость его слов признавать приходится.

- Очень хорошо. Значит так, Арсеньев – это теперь твоя личная головная боль. Будь внимательна и бдительна. Звони мне в любое время дня и ночи.

Обговорив наш заговор, я удаляюсь работать. Первым же делом иду в сторону реанимации. По пути встречаю коллег, которые смотрят на меня с ехидством и ухмылками. Это не больница. Это змеиное логово какое-то. Все ждут, когда же я облажаюсь. Впрочем, если бы на моем месте оказался тот же Петров, реакция была бы анплогичной. Очень мало народу его бы поддержали. В первую очередь это были бы коллеги из его же отделения, я и пару врачей.

В реанимации меня встречает сам врач. Кажется Денисов.

- Здравствуйте, - вежливо здороваюсь с мужчиной.

- О, уже наполучала от начальства? - смеется открыто мужчина, не скрывая своего ехидства.

- Есть немного, - смущаюсь для вида.

- Даааа, дала ты маху. Пришла погрустить над своим провалом?

- Что-то вроде этого. Как он?

- В себя не приходил, состояние без изменений. Да ты зайди, сама полюбуйся. А то уже родственнички названивали с утра. Угрожали, что если что с ним случится, нам не поздоровится. Еле отбились от них. Очень скандальные люди.

Мужчина кивает мне на палату и уходит. Я же удивляюсь над фантазией врача. Если бы не знала родственников Ромы, поверила бы и слегка испугалась. Но я уверена в чете Арсеньевых. Может быть они и будут негодовать, но сыпать сейчас угрозами – это не про них.

Захожу в палату. Вижу Рому. Всего в проводах. Рядом целая стойка оборудования и медсестра, которая ставит новую капельницу. Она молча выходит из палаты, даже не посмотрев в мою сторону. Видимо, медсестры реанимационного отделения объявили мне бойкот.

Подхожу к Роме. Отеки с лица немного сошли, и теперь я вижу знакомые черты. Дотрагиваюсь до его плеча. Аккуратно, чтобы не потревожить. Литые мышцы ощущаются даже сейчас, в расслабленном его состоянии. Как и я, все эти двенадцать лет Рома уделял своей внешности много внимания. Теперь это не восемнадцатилетний долговязый пацан, с чуть зарождающимся мужским корпусом. А самый настоящий качок. Правильно его тогда Зина «обозвала». При любом другом раскладе Ромой можно было бы любоваться. Чем я сейчас и занимаюсь, слегка застыв на его лице и мускулах.

Отрываюсь от Ромы и начинаю изучать приложение к истории болезни. Оно лежит рядом. В нем фиксируются нужные показатели. В течение суток Рома их держит вполне сносно. Некоторые даже в норме. Беру ручку, записываю новые данные. Может, что и получится у нас с тобой…

В последний раз хочу посмотреть на Рому. Перевожу взгляд и чуть ли не падаю в обморок от страха.

Это действительно страшно…

На меня смотрят два открытых глаза. Сквозь отеки и синяки. Два темно серых зрачка. Да они еще и моргают.

- Рома…

Зову его тихо и вижу, что он реагирует на мой звук.

- Ты меня слышишь?

Рома медленно опускает веки и поднимает их. Кивнул мне.

- И видишь? – я уже начинаю улыбаться, но он явно этого не видит за моей маской.

Рома опять подтверждает.

- Вот и хорошо, - шепчу ему и говорю с тяжестью в груди. От его пробуждения мне плакать хочется. Но нельзя. Не сейчас. – Как же ты нас напугал…

Рома, как может, делает резкий подъем головой, который я запрещаю, положив ему руку на лоб. Придавая силу своим действиям, объясняю:

- Тише. Тебе нельзя сейчас делать резких движений головой. И вообще. Лежи спокойно. Отдыхай, - беру его руку в свою и слегка поглаживаю пальцем ладонь. Нужно успокоить его. – Небось устал на своих сборах.