Бегать перестал. Но пила вихляла. Пиление шло кое-как.

– Ты пилу не толкай, а только тяни. Когда твоя очередь.

Пошло гораздо лучше. Но тут я уже вымотался. Взмок. Дед заметил.

– Ладно. Перекурим.

Он сел на бревно. Достал из кармана кисет, мешочек такой с табаком. Из другого – специально сложенную газету. Оторвал от нее небольшой прямоугольный клочок. Насыпал на него табак и свернул цигарку. Закурил.

Я сидел рядом. Но дым потянулся в другую сторону. Получалось – я не курил.

Так сидел. Зато отдыхал.

После перекура снова пилили. Пару чурок я осилил. Потом дед разбивал чурки колуном на поленья. А мне поручил таскать поленья в сени и складывать колодцем, чтобы быстрее просыхали. Это я уже умел.

– Ну, что ж! Мы с тобой хорошо поработали. Заслужили по сто грамм. Вот только бабка Мария не выдаст.

– А ты говорил – у тебя запас есть.

– Есть. Да тебе-то еще нельзя!

– Я чуть-чуть. Только попробую.

– Пошли.

Мы вошли в сарай. У дальней стены стояло в ряд несколько досок. Дед подошел, заглянул между ними и стеной. Выгреб рукой сено, и достал небольшой чемоданчик. Положил его на большую чурку, стоявшую вертикально.

– Это у нас стол. Кати маленькие чурки и ставь. На них сядем.

Дед открыл чемоданчик и достал… две бутылки. И два стакана.

– Мы две бутылки выпьем?

– Нет. Каждый будет пить свою водку. Я из одной бутылки. А ты – из другой.

– Зачем?

– Ты молодой. Будешь пить крепкую. Я старый. Моя полегче.

Он откупорил обе бутылки. Мне налил из одной. Себе – из другой. Достал из кармана газетный сверток. Там оказался хлеб. Мы чокнулись. Дед сказал.

– За победу!

– Почему?

– Война недавно была. Мы победили. Немцев.

Выпили. Я поперхнулся. Щипало горло. Ударило в нос. Потом в голову.

Голова немного закружилась.

– Хлеб понюхай! Потом откуси. И побольше поешь. Закусывать надо как следует.

– Война – что?

– Когда один народ и другой из ружей стреляют друг в друга. Убивают.

– Так бывает?

– Бывает.

– Зачем?

– Они хотели убить всех нас, чтобы жить в наших домах.

– У них своих нету?

– Есть. Но им мало. Им надо было и наши отнять. Давай еще выпьем, по чутьчуть.

Выпили. В этот раз мне лучше пошло. Аппетит разгорелся. Хлеб казался таким вкусным.

– Мы не пустили их в наши дома?

– Да. Мы их прогнали.

– Я не помню.

– Тебя еще не было. Давай по последней. За наше здоровье. И домой пойдем.

Еще понемногу выпили. Дед закрыл свою бутылку пробкой. Ее и оба стакана положил в чемоданчик. Отнес его за доски и завалил сеном. Мою бутылку тоже заткнул, и дал мне в руки.

– Домой неси. Потом допьешь. Как-нибудь. Бабку Марию встретишь, не говори, что мы с тобой выпивали. А маме можешь сказать.

Дома мама спросила.

– Что за бутылка у тебя?

– Мы с дедом Федором в сарае пьянствовали. За победу.

– Ну-ка дай. Что на ней написано? – "Ситро".

Однажды ранней весной произошло очень странное событие. На улице вдруг заиграла музыка. Мы с Мишкой гуляли. Стали крутить головами: откуда? Мишка быстро сообразил.

– Это на вокзале. Бежим!

Побежали. Действительно, по мере того как приближались к вокзалу, музыка становилась громче. Она была медленная и очень печальная. На вокзале Мишка показал пальцем на здание. Куда-то вверх.

– Вон!

Высоко, под самой крышей, я увидел большой раструб. Из него и лилась эта музыка. Здесь было много народа. Все неспеша ходили по перрону и негромко разговаривали, как виноватые. Время от времени в разговорах повторялись одни и те же слова: "Сталин. Умер. Что теперь будет?"

Мишка опять показал на верх здания вокзала.

– Смотри!

По крыше шли два дядьки. У одного был красный флаг, у другого черный. Дядьки укрепили флаги по одну и по другую сторону раструба. Потом ушли.