До ничем не примечательного здания школы добегаю минут за пятнадцать. Дыхание сбито, сердце бешено колотится, напрочь заглушая голос разума. Что есть сил дергаю чертову дверь, будто своими жалкими потугами способен снести увесистый замок, устрашающим куском литого металла прилипший к ней. Позабыв о саднящих ладонях, яростно колочу по бездушной поверхности, сдабривая удары размашистыми пинками, только всё без толку!

Старшая школа Тревелина как назло стоит на отшибе и в силу нехватки кадров никем не охраняется. Меня никто не слышит! Мне не от кого ждать помощи!

Внутренности сводит в тугой узел, стоит представить свернувшуюся на грязном полу подвала хрупкую девчонку, измученную, потерявшую всяческую надежду. Какая же я сволочь!

Отчаявшись пробраться внутрь, складываюсь пополам и протяжно вою: какой бы дрянью ни была Рита, такой участи она не заслуживает точно! А потом представляю, как до слёз расстроится Мика, проникшаяся искренней нежностью к этой стерве, как с укором посмотрит на меня Анхель, так проникновенно моливший о защите его непутёвой внучки, как разочаруется Дани, некстати запавший на смазливую мордашку девчонки, и, резко выпрямившись, начинаю молотить по двери с новым запалом. Рита Морено должна быть дома как можно скорее!

Силы на исходе, костяшки пальцев вновь алого цвета, голос сорван в хлам — всё бессмысленно! Сегодня я выиграл финал как капитан команды, но проиграл как человек.

— Ненавижу тебя, Морено! — ору, задрав голову к небесам, и, напоследок пнув по глухой к моим мольбам двери, решаю с повинной вернуться к Анхелю: в конце концов, ни для кого не секрет, где живёт сеньор Гомес, директор школы. Пусть бросается спасать девчонку, а меня наконец-то с позором гонит в три шеи — на сей раз я заслужил.

Но стоит отойти от центрального входа шагов на пятнадцать, как я краем глаза замечаю приоткрытое окно в районе спортзала: уверен, его в спешке после матча позабыли закрыть. Небольшое, неудобно расположенное, но для меня сейчас это единственный путь к спасению девчонки, да и, что греха таить, собственной шкуры!

Вывалив под ноги хлам из старой мусорки, которая, сколько себя помню, стоит возле входа, тащу её к окну и, крепко ухватившись за подоконник, отталкиваюсь от урны, с трудом залезая внутрь помещения. Вокруг темнота и непривычная для школьных стен тишина. Она пугает даже меня, что уж говорить о какой-то там изнеженной девчонке! Включаю фонарик на телефоне и отчаянно бегу в сторону подвала, по пути врубая в коридоре свет, но в паре шагов от нужной двери замираю. Мне страшно! Я боюсь, что опоздал!

Оглушаемый биением собственного сердца, тихой поступью крадусь ближе: я хочу услышать её — удостовериться, что жива. Но за дверью неестественно тихо.

— Куколка, — прячу за язвительным голосом безудержное волнение, — просыпайся!

Меня не по-детски колотит: какого дьявола она молчит?!

— Эй, Барби, доброе утро! — Костяшкой указательного небрежно стучу по двери, лелея надежду, что девчонка, и правда, просто заснула. Стучу ещё и ещё. Но в ответ всё та же звенящая тишина.

Табун резвых мурашек проносится вдоль позвоночника, пока непослушные пальцы нащупывают в кармане ключи.

— Ты там жива, принцесса? — Голос срывается, хоть и стараюсь казаться грубым и безразличным. — Или крысы сожрали твой поганый язык?

С трудом попадаю ключом в замочную скважину, несподручно подсвечивая ту телефоном: здесь, внизу, найти выключатель попросту не успел.

— Надеюсь, ты усвоила урок, красотка? — натянуто ухмыляясь, распахиваю дверь и, на свою беду, стремительно захожу внутрь.