– И ты уже знаешь, как это сделать?

– Принципиально – да, технически – надо поработать.

– Грандиозно! – произнес Вощинский шепотом. Это будет… Я даже не знаю, с чем это сравнить… C технической революцией начала 20-го века… Паровой двигатель, телефон… Или – с полетом Гагарина…

– Главное успеть – буднично отозвался Шкуль.

Снова наступила пауза – и оказалось, что в помещении уже давно не звучит музыка, а снова, как два дня назад, её сменил телевизор, передававший новости канала «Евроньюс».

Речь шла о расследовании авиакатастрофы под Парижем и какой-то французский чиновник говорил о том, что спасателям пока не удалось найти тело только одного из 216-ти пассажиров, и что, судя по регистрационному списку, это гражданин России. Шкуль сразу вспомнил о позавчерашнем чудаковатом человеке, на этом самом месте утверждавшим, что он летел в разбившемся самолете.

«Ну, просто парижские тайны какие-то – подумал он. – Выходит, старик не врал, но… Как же это может быть?»… Но сегодняшний вечер, как и тот, позавчерашний, отнял у него слишком много энергии. После манифеста, прочитанного Вадиму, Шкуль чувствовал удовлетворение и опустошение – думать о странном старике было лень, тем более лень было рассказывать всю историю Вощинскому.

В конце-концов, в мире остается еще много необъяснимых вещей.

«А у меня остается время только на то, чтобы сделать программу» – оправдался Шкуль перед самим собой.

Оказывается, было уже около 12-ти. Тактичные официанты томно переминались с ноги на ногу, дожидаясь ухода последних клиентов. Несмотря на протесты Вощинского, Шкуль оплатил оба счета, каждый вызвал себе такси – и они вышли на улицу.

Притихший доктор, на которого Гошин проект произвел такое же впечатление, как Неопалимая Купина – на Моисея, уехал, едва пробормотав: «Держись» и «Я позвоню».

Шкуль остался один, дожидаясь свою машину на темной и пустой улице перед закрывшимся пабом – и тут же услышал за спиной неприятный, скрипучий и, кажется, знакомый голос:

– Простите, вас зовут Шкульчик?

Хорошая работенка – собирать по частям трупы!

Вряд ли кто-то стремится попасть на такую работу, но некоторые, все-таки, попадают.

Каким образом?

На первый взгляд, все по разному, но, если не копаться в подробностях, есть одна общая для всех причина.

Она называется: «Так получилось».

Есть и ещё кое-что, объединяющее людей подобных профессий, а именно: все они – ну, хорошо, не все, а только большинство – поначалу рассматривают эту работу как временную, пока не найдется что-то получше, а в итоге «задерживаются» на ней на долгие годы.

Чаще всего – навсегда.

Патрик Лавина́ был из этого большинства – и знал об этом.

Он пришел в институт судебной медицины при французском Бюро по расследованию авиакатастроф после окончания медицинского факультета и нескольких месяцев безуспешных попыток устроиться по специальности, служил здесь уже шесть лет – и вот, наконец, дослужился: впервые его назначили руководить работами по идентификации тел жертв авиакатастрофы у Вилье-Сен-Фредерик.

Что делать – и на такой работе приходится стремиться двигаться вверх!

Особых сложностей не предвиделось. Самолет развалился на части от удара о землю, разброс тел и обломков – небольшой. Быстро собрали и иденцифицировали все руки-ноги, по регистрационной ведомости установили имена и места в самолете их бывших владельцев…

И тут выяснилось, что не хватает ровно одного тела!

В это было трудно поверить – все фрагменты встали на свои места, как в картинке-пазле, из них собрали ровно 215 пассажиров и 12 членов экипажа. Но, согласно регистрационной ведомости и информации, полученной от командира корабля перед вылетом, в салоне было 216 пассажиров – и получается, что один пассажир исчез!