По приезде тем же способом домой мы застали караул у ворот и у митрополичьего подъезда, а в комнатах митрополичьих и у нас – в келлиях происходил обыск, который производили два в солдатской форме, а два в костюме рабочих и один из них семитического типа, вооруженные, в фуражках. В присутствии митрополитов они осматривали гардероб, чемоданы, письменные ящики, ища, по их словам, оружие, так как-де, по имеющимся сведениям, отсюда из подъезда раздавались выстрелы. Кроме того, они-де искали, не скрываются ли здесь где-нибудь юнкера. Они показывали ордера от революционного Комитета. Из этого мы заключили, что это – большевики. И действительно, по сведениям, наш район находится в ведении большевиков, которые, впрочем, везде берут перевес. Были они и у меня в моей крошечной келлии, но ничего не нашли, так как здесь со мною ничего нет. Мы полагаем, что это – репетиция будущей экспроприации, после того как они возьмут перевес и начнут расправу с буржуями и нами – духовными. Вот в какое время мы живем. Власти нет. Не к кому обратиться за защитою. Могут перерезать нас как овнов.

Пишу эти строки в восемь часов вечера, под аккомпанемент пушечной пальбы и неумолкаемой пулеметной и ружейной трескотни. Это – не преувеличение, а к глубокому прискорбию – неприкрашенная действительность. Если только эти выстрелы не холостые, то сколько несчастий они несут!

А что происходит теперь на фронте? Никаких газет нет*. Быть может, немец подступает к столице. Быть может, высадка сделана. Говорят, что Двинск взят. Если придется еще жить, то обо всем происходящем будем вспоминать как о страшном кошмаре.

Бедная, бедная моя уже погибшая Родина! Кто тебя воскресит?

31-е октября. Вторник. Сегодня было пленарное заседание Собора*. Намечались записками по три кандидата в Патриархи. Причем для кандидатского избрания требовалось абсолютное большинство, т. е. более половины голосов. По первому подсчету абсолютное большинство получил только архиепископ Харьковский Антоний, на пять голосов; а я на пять голосов меньше половины, т. е. 148 вместо 153. Таким образом, только архиепископ Антоний оказался избранным. И требовалась поэтому вторая баллотировка тоже записками. По этой баллотировке я оказался избранным значительным абсолютным большинством: я получил 199 вместо требовавшихся 137. Так как ни один из третьих кандидатов не получил абсолютного большинства, то потребовалась третья баллотировка. В результате избранным кандидатом оказался митрополит Московский Тихон.

Итак, я – кандидат в Патриархи. У меня мутится сознание, голова перестает работать, сердце замирает от смущения. Боже мой! Какой я Патриарх. Господи, слезно молю, да минует меня чаша сия. Я готов уйти на покой, в пустыню, куда глаза глядят. Я теперь понимаю святых отцов, отказывавшихся от епископства.

Пишу эти строки, и плачу. Нервы взвинчены до крайности. А тут доносится непрерывная пальба. Чувствую, что я всю ночь не сомкну глаз. Меня берет отчаяние, и я прямо не знаю, на что решиться. Господи, вразуми, наставь…

Среда. 1-е ноября. Спал не больше часу. Ужасающая пушечная и всякого рода стрельба, и притом непрерывная, преимущественно по направлению к Кремлю. Как-то там чувствуют себя насельники Чудова монастыря. Быть может, уже кого-нибудь нет в живых. Никакого сношения с Кремлем нет. В каком состоянии храмы и монастыри? Неужели и они подверглись разгрому. А святыни?

С трех до пяти было епископское совещание, под аккомпанемент пушечной пальбы. В числе других вопросов предметом обсуждения был и вопрос о настоящей междоусобной брани, о том, не откликнуться ли Собору на нее и как именно. Постановлено было избрать депутацию от Собора в составе епископов, пресвитеров и мирян и попытаться пойти в штабы воюющих сторон* и убедить прекратить эту ужасную борьбу. Предложено было детально обсудить это постановление в семинарии, где привитает