27-е и 28-е октября – пятница – суббота. На подворье Московского митрополита, в келье.

Пишу под непрерывный гул пушечных выстрелов, пулеметную трескотню и ружейные выстрелы, в келье, на митрополичьем подворье, где я нашел себе пристанище, с вечера 27-го числа. Узнал, что теперь происходит в городе. Гражданская война. Пушечная пальба, ежеминутно потрясает стены митрополичьего дома, хотя она происходит ио-видимому у Кремля. Пулеметная и ружейная пальба, тоже непрестанная, очень явственно слышна; по сведениям, она происходит у Сухаревой башни, где устроены баррикады. Никаких газет нет; полная свобода для разного рода слухов, имеющих, вероятно, очень веские основания в этой неумолчной пальбе. То проливают кровь наши «братья-товарищи», наши защитники, упражняющиеся в своих воинских доблестях здесь, в тылу, вместо того чтобы применять их там, на фронте, в борьбе с врагом!..

Пишу эти строки под звон колоколов, созывающих в храм Божий для моления о мире всего мира. И этот мирный звон то и дело заглушается ревом пушек… Хотя все происходящее по своему ужасу будет мне памятно на всю, быть может уже и недолгую жизнь, но я, по обычаю, воплощаю в письме этот ужас и безумие переживаемого момента. Начинаю по порядку.

Слухи о выступлении большевиков-анархистов, о свержении ими Временного правительства давно ходили. Керенский уже давно сделался для них одиозным; да и в глазах более или менее умеренных партий он потерял свой престиж после Корниловского дела. Во всяком случае разруха все более и более разрасталась, следствием чего, с одной стороны, [так в тексте] а с другой – и поводом к дальнейшему порабощению нашей родины служили наши поражения и приближение врага к Петрограду. Чувствовалось, что так дальше дело не может оставаться. Большевики стали вести сильную агитацию против Правительства, особенно после того, как последним был издан приказ об уходе на фронт войскам Петроградского гарнизона.

Под влиянием этой агитации был самочинно созван Военно-революционный комитет, который независимо от штаба Петроградского военного округа стал давать распоряжения войскам и даже пытался парализовать всю военную работу с требованием, чтобы ни одно распоряжение штаба не приводилось войсками в исполнение без подтверждения Комитета. Это вынудило Временное правительство стать на путь решительной борьбы с подобными явлениями, грозящими приостановить всю работу по обороне столицы и вообще. Теперь такой момент борьбы и настал. Большевики хотят захватить власть, со всеми последствиями от этого. В Петрограде, говорят, захвачены многие государственные учреждения, министры арестованы. Премьер-министром назначен будто бы анархист Ленин*, министром иностранных дел Троцкий* (еврей), министром народного просвещения Максим Горький*. Братская кровь пролилась уже на стогнах Петрограда. Теперь уже она обильно льется и на стогнах Москвы.

В пятницу 27-го, в Кремле, с утра было тихо. В Успенском соборе и вообще в храмах кремлевских нет благовеста, хотя богослужение совершается, но без богомольцев. Келейники архиерейские передают всякого рода страхи грядущие. Утешаем их, как умеем. Говорят, пропусков из Кремля нет, равно как и впусков или сопряжены они с большими затруднениями. А между тем в пять часов вечера назначен Соборный совет в помещении Митрополита. Думаю себе, – почему же не попробовать и не пойти. Помолившись, отправился один, пешком. Подхожу к Троицким воротам, единственно через которые возможен проход. Тут масса «товарищей». Ворота закрыты. После опроса некоторых впускают и выпускают. Мне тоже дали пропуск. На мой вопрос о вечернем обратном пропуске один из товарищей ответил, что препятствий «с нашей стороны» не будет. В таком уповании я и направил стопы своя через Театральную площадь, по Неглинному через Цветной бульвар на подворье. На улицах большое движение. Возле Думы* несколько митингов солдатских, с «товарищами», но и штатскими, преимущественно нерусского типа. По стенам расклеены различные воззвания: от Временного правительства, от эсеров, от Союза солдат-крестьян и т. д., с самыми разнообразными и противоречивыми заявлениями, обещаниями, угрозами. Словом, полная неразбериха.