Пишу:

«Боже, ты куда понеслась! Только что с одним порвала».

А она в ответ:

«Клин клином вышибают».

«НЕЕЕТ! Остановись!!!»

«Да ладно, весело ведь».

29 января

Папа успокоился. Я прилежно сидела дома, прибиралась и готовила, как образцовая дочь. Видимо, моя покорность пробудила в нем вину. Сегодня суббота, за завтраком сидели долго, смотрели «Сто к одному» по телику, и он сам предложил:

– Что дома сидишь? Сходила бы погуляла.

– А как же твой запрет на все каникулы?

– Будем считать, это досрочное освобождение за хорошее поведение.

Меня его шутка покоробила, но виду я не подала. Сразу спросила главное, пока он в хорошем настроении:

– А институт?

– Что институт? Учись. Как окончишь, глядишь, сама ко мне на рынок придешь, когда есть захочется.

Я быстро глянула на маму. Она заговорщицки улыбнулась. Было видно проделанную за последние дни агитационную работу. Правда, еще остался один вопрос в наших с отцом взаимоотношениях. Извинения за вторжение в мою личную жизнь я еще не получила. Но не все сразу. Я была довольна отменой наказания и не готова была его прощать. Наоборот, чувство обиды давало мне скрытую власть над отцом. И, похоже, он это чувствовал.

Сразу после завтрака я побежала в комнату звонить Алисе. Договорились, что приеду к ней и погуляем в парке. Пока собиралась, позвонила Ната. У нее был выходной, предложила вместе погулять, может, в центр съездить. Я на радостях свободы ее весьма сухо отшила. Сейчас переживаю, но в ту минуту так уже нафантазировала свой день, что почувствовала злобу за покушение на него.

Алиса меня ждала. Сразу спустилась, как я позвонила в домофон, взяла под ручку и потащила в сторону парка Маяковского. Выглядела она не очень. Синяки под глазами замазаны, но все равно хорошо видны. Сами глаза красные, заплаканные. Грустная, хоть и давит из себя улыбку. Всегда была такой уверенной, жизнерадостной. А сейчас просто призрак.

Я старалась говорить с ней обо всем, кроме парней и отношений. Рассказала про свои приключения и домашний арест. Про дневник не упомянула – стыдно стало за отца. Она даже засмеялась, узнав, как я смоталась по сугробам на наш бал. Спросила про моих родителей. Я рассказала про бизнес отца, про школу, где мама преподавала русский (слава богу, не в моей!). Про наш дом. («Сейчас там тоскливо. А вот весной, в мае, приезжай. Будет очень красиво! Сирень благоухает, как будто целая Франция!»)

Алиса вдруг начала рассказывать, как болтает с парнями в интернете. Ее щеки даже зарделись, перестали быть такими бледными. Оказывается, столько мальчиков хотят познакомиться! Все такие вежливые, веселые. У меня не было компьютера никогда, только приставка игровая, поэтому мне даже интересно стало. Я погрузилась в перипетии ее открытий. Алиса рассказывала задорно, но было видно, что этим она пытается глушить свою обиду и боль. Может, хочет отомстить, пусть и не догадывается об этом.

– Зовут все на свидания, представляешь?

– И ты что, пойдешь?

– А почему бы и нет?

– Не боишься?

– Да что их бояться, парни как парни. Точно не хуже наших институтских.

Алиса снова помрачнела, и я позвала ее кататься с горки.

– Почему бы и нет!

Горка в парке была классной, высокой. За три рубля давали ледянку. Неслись друг за другом, хохотали, а от холодного ветра катились слезы. Съехали по пять раз. Забыли про все наши девичьи огорчения. Потом греться в павильончик. Чай с пирожком. Вкусно, как в детстве. Точно мы десятилетки какие-нибудь, а не взрослые девицы.

В общем, когда проводила Алису до дома, она была похожа на себя прежнюю. Ну, почти. Тему, что послезавтра в институт, не трогали. Там ведь будет Рокотов. И как-то надо будет теперь жить по-новому.