10 августа 1997. Поход Выходного Дня с Маратом Нурбулатовичем
Сегодня я очень устала. Главное, что удалось выяснить нам с Сашей в этом походе – это что мы использовали в прошлом году для клятвы в Дружбе совсем не тот Шильнинский Камень Дружбы. Не тот, неправильный. Вот, наверное, почему у нас эта клятва плохо работает. Нам бывалые туристы показали, где находится настоящий Камень Дружбы. Но мы что-то уже по-новой с Алексом не захотели опять там клясться. Что это был за камень, где мы клялись? «Возможно, это был камень любви» – пошутил Саша. На этот раз мы его даже не нашли. Ладно, я еще много чего узнала, и кое-чего не узнала – завтра напишу. А сейчас спать!
11 августа 1997. Поход Выходного Дня (про вчерашнее)
Пишу уже из Бугульмы. В воскресенье был большой день. Мы прошли более 30 км, это по лесу еще не считая того, что по городу.
Рома всем раздал поздно вечером туристические карточки клуба «ПВД-30» – Поход Выходного Дня, 30 км. Он сказал, что это это может пригодиться как подтверждение выносливости и способности ориентироваться на местности по карте. Чем больше таких карточек, тем выше шанс, что возьмут в водный поход. Уже даже не знаю, хочу ли я в какой-либо поход без Саши. Все-таки, он теперь мой… мой парень, жених, суженый… не знаю, как это правильно назвать. Но всем по-прежнему говорю свою официальную позицию – «мой друг». Всем тем, кто ходил вчера в поход, я так и представила его, что он мой друг. А Саша от такого представления качал головой и почесывал затылок.
В походе участвовали пятнадцать человек, включая всех Сашиных друзей: Булата, Рому и Павла. Организатором похода был Марат Нурбулатович – он к тому же сын друзей нашей семьи, на десять лет старше меня. Марат Нурбулатович догнал нас позже по пути, всего через километр. Он ездил в Казань на свадьбу друга, еле успел вернуться. Пока Марат Нурбулатович отсутствовал, организационными вопросами занимался Рома; это мы еще долго ждали, пока все придут к месту встречи.
Пока мы шли, делились планами на предстоящий учебный год. Булат и Рома уже перешли на второй курс институтов, точнее, уже университетов, за лето многое переименовать успели.
Мы шли втроем с Сашей и Павлом. Павел после сдачи экзаменов в КГМУ ездил в Челны к Дмитрию Викторовичу, у которого и Алекс носовую перегородку восстанавливал. Ирония судьбы: они прибавили работы одному и тому же врачу.
– Ну как, Паш, ты до сих пор ничего не рассказал Лейсан?
– Чего не рассказал?
– Про январские наши приключения.
– Да, она всё знает. Алекс, ты же сам ей сразу всё рассказал.
– Нет, я только в апреле рассказал.
– В последний день марта! – поправила я.
– А почему, Лейсан? Ты же уже в марте все знала. Тогда, на нашем «Равноденствии», так ведь?
Паша удивился. Он, стало быть, нарочно в тот день задержался у меня в гостях, чтобы сообщить. И ведь правда, я вела себя тогда именно так, словно я уже знала, что он меня обозвал… И за это он просил прощения. Честно сообщила ему:
– Да я вообще ничегошеньки в марте не знала. Наш разговор был вообще одновременно о разных вещах.
Пашка недоверчиво тряхнул головой, и махнул рукой так, словно отгонял муху, которая пыталась отвлечь его и сбить с нужной мысли.
– Ты сказала, что на меня и не обижалась, так ведь. И что Бог простит. И про дуб с «Войны и мира» что-то декламировала. Я так и понял, что ты хотела сказать, что я дуб! И что все там «бессмысленный обман»…
(Да, точно! Это было про князя Андрея Болконского, про дуб, весну и счастье. И что все это бессмысленный обман – нет ни весны, ни солнца, ни счастья, мол, не верю я надеждам и обманам)…