Ну и конечно там осталось много чувства вины. Потому что я бросила учебу. Я долго скрывала от семьи это обстоятельство. Мне от одной мысли, что я расскажу, уже становилось плохо. Поэтому приходилось крайне странно и изворотливо врать. Самое странное, что моих родственников вполне устраивал мой график жизни. Хотя я сейчас с ужасом его вспоминаю. Я работала в круглосуточном кафе официантом с восьми вечера до восьми утра. Это была очень тяжелая физически работа, сейчас меня оттуда унесли бы сразу на кладбище. Ну правда. Да и тогда ноги болели не переставая, чем бы ты их не мазал и какие бы ванночки не делал. Я работала так три через три. Потом я работала промоутером по четыре часа в день несколько дней в неделю. И еще я работала днем уборщицей несколько часов, не помню сколько раз в неделю. И, та дам, та дам, я очно училась в университете и делала уроки. И это время слилось у меня в одно сплошное пятно усталости. Так вот это моих родственников не удивляло совсем. Хотя меня удивляет как я выжила. Но самое главное в другом. Я не хотела учиться. Совсем не хотела. Мне было прикольно работать. Тем более я хорошо зарабатывала. И от денег отказываться не хотела. И вот, когда я поняла, что еще чуть-чуть такого графика и я умру, я четко поняла, что выбираю работу. И не было ни одной мысли в пользу учебы. Только нещадное чудовищное чувство вины. И на этой почве животный страх. Мне казалось, что семья от меня откажется, когда узнает, что я отныне неуч. Смешно? По-моему да, но тогда было вообще не до шуток. Я даже не помню, когда и как я сказала о том, что бросила универ. Видимо моя психика вытеснила это воспоминание чтобы сохранить мне жизнь.

Я теперь сильная и здоровая психически и духовно и способна посмотреть в лицо этим чувствам. Я думаю, именно поэтому мой дух повел меня гулять в этот потрясающий день через разрушенные корпуса. Я понимаю, что моя жизнь невероятная ценность. И все, что я тогда пережила, теперь я способна с любовью принять в свой зал славы.

Я долгое время ощущала себя такой важной надутой тетенькой. Я ходила с серьезным лицом, чувствовала свою значимость и при любой возможности качала права. Изменилась ли я? Нет, конечно! Но вот что я заметила. Мне претили дети. Они вели себя совершенно по-идиотски, особенно если это были неродные дети. А их эмоции, которые вечно выплескиваются через край – это просто что-то невозможное.

Некоторое время назад я стала все легче и легче день ото дня. Я сама для себя незаметно стала молодеть внешне. Я стала больше хохотать, меньше осуждать и много благодарить. И затем я ощутила желание, когда шла по улице, скакать на одной ноге. Но это же мне не по рангу совсем. А потом как-то стала ходить в припрыжку. И взрослые смотрели на меня в эти моменты с недоумением, ведь они взрослые. И я. Хотя это не точно. Я думаю, они оправдывали меня квартальной премией или переписанным на меня завещанием прямо вот только что. Не знаю, если честно. Я думаю, им было необходимо объяснить для себя мое поведение. Просто так я себя подобным образом вести не могла.

И вот я уже не заметила, как стала крайне ярко испытывать эмоции, бежать куда-то из удовольствия, а не из-за важности. Я вновь научилась без суждения смотреть на вещи, еще не всегда, но очень часто. И теперь я намного по энергетике стала ближе к детям, а не ко взрослым. Взрослые теперь мне кажутся такими тяжелыми, занудными, душными. Хотя нет, я люблю их. Ну очень уж они тяжелы теперь. В них столько накопленных ярлыков и чемоданов без ручки. А дети легкие, мечтательные, бегущие к своим мечтам. Я теперь абсолютно комфортно нахожусь среди детей. Нет, я не стала инфантильной. Это параллельные друг другу вещи. Твое серьезное хлебало не обязательно несет ответственность за что-либо. Как и мое улыбающееся личико не обязательно не хочет ее брать.