– Хватит, – оборвал Каэл. – Твой план, старик, можешь засунуть его… куда подальше. Я не отдам ее на заклание. Мы найдем этот твой Храм Тишины. Мать Лии хотела ее туда отвести. Значит, там есть ответы. Или помощь.

Мариус посмотрел на него, потом на Лию, которая робко выглянула из-за плеча Каэла. В глазах старика боролись противоречивые чувства: упрямство фанатика, тень сомнения, и что-то еще, похожее на… уважение?

– Храм Тишины, – медленно проговорил он. – Путь туда долог и опасен. И я не уверен, что он даст нам то, на что ты надеешься. Но… – он вздохнул, – …но это лучше, чем сидеть здесь и ждать, пока Мортариус пришлет за нами что-нибудь похуже своих цепных псов. Возможно, ты прав. Возможно, есть другой путь. Или, по крайней мере, отсрочка. Я поведу.

Решение было принято. Тяжелое, выстраданное, но решение. Каэл чувствовал, как внутри что-то немного отпустило. Неопределенность пугала его больше, чем открытый бой. Теперь у них была цель, отличная от безумного плана Мариуса.

Путь к предгорьям, где, по словам Мариуса, начинались тропы, ведущие к затерянному Храму Тишины, пролегал через земли, на которых уже лежала печать Лорда Мортариуса. Чем дальше они углублялись на восток, тем сильнее ощущалось его тлетворное дыхание. Леса стояли мертвые, почерневшие, их скрюченные ветви царапали серое, безрадостное небо. Реки несли мутную, ядовито-зеленую воду. Воздух был тяжел, пропитан запахом гари и запустения. Деревни, которые они обходили стороной, выглядели вымершими, или же из их окон на путников смотрели пустые, безжизненные глаза людей, сломленных страхом или чем-то похуже.

Несколько раз им пришлось столкнуться со слугами Мортариуса – не только с искаженными тварями, но и с людьми, колдунами-отступниками, чьи лица были скрыты масками, а магия несла холод и отчаяние. Каэл дрался с яростью, рожденной не только необходимостью защищать Лию, но и глубокой, первобытной ненавистью к тому, что творил Мортариус с этим миром. Мариус, отбросив былую ворчливость, сражался рядом, его посох вспыхивал голубым огнем, обрушивая на врагов молнии или создавая защитные барьеры. Лия, хоть и пугалась каждого столкновения, держалась стойко. Иногда Каэлу казалось, что сама ее Метка реагирует на близость темной магии, предупреждая их об опасности тихим, тревожным теплом, которое он ощущал, неся ее.

Ужас этих земель был не только в явных угрозах. Он был в гнетущей атмосфере, в чувстве безысходности, которое проникало под кожу, пыталось сломить волю. Каэл видел, как меняется Мариус – старик становился все молчаливее, его лицо – все суровее. Вина, о которой он говорил, казалось, давила на него с новой силой.

Однажды вечером, укрывшись в полуразрушенной сторожевой башне, они наткнулись на умирающего старика – отшельника или ученого, судя по разбросанным вокруг свиткам и книгам. Его грудь была пробита черным, зазубренным дротиком, какие использовали колдуны Мортариуса. Мариус попытался облегчить его страдания, но было уже поздно. Перед смертью отшельник, узнав Мариуса (или просто поняв, что они не слуги Тьмы), успел прошептать несколько слов:

– Звезды… сходятся… Черное Солнце… он ждет… ритуал… жертва… дитя с Меткой… остановите…

Он умер, его остекленевшие глаза были устремлены на Лию с мольбой и ужасом.

Мариус долго молчал, разбирая свитки, которые не успела уничтожить темная магия.

– Небесное выравнивание, – наконец произнес он, его голос был глух. – Редкое астрономическое явление, открывающее врата между мирами, многократно усиливающее любую магию. Оно начнется через… – он посмотрел на небо, – …семь дней. Максимум – десять. Мортариус готовится к своему главному ритуалу. И Лия, ее Метка – неотъемлемая его часть. Он не просто хочет подчинить древнюю сущность. Он хочет слиться с ней, стать богом этого нового, искаженного мира.