А я украл у Кати меня и нашего сына, обманул ее, заставил поверить, что ее ребенок мертв. Оставил ее с этим погибать одну.

Господи… что я наделал?!

Мне было хреново. Так хреново, что я дышать не мог — будто сломалось что-то в организме, и воздух не поступал в легкие. Или мне его просто не хватало.

Мы дышали с Катей одним воздухом, она всегда была рядом. И вот ее нет со мной больше. Она пропала, оставив меня задыхаться в безвоздушной пустоте. Будто ее выдох был все время моим вдохом, а я раньше этого не замечал.

Я не помнил, как доехал до дома. Кажется, заруливал на заправку. Теперь там не надо выходить, чтобы заплатить, у меня было время провалиться в свою боль до самого дна. И я увяз там, пробил его и тонул, погибал.

Катя… Катюша. Моя Катёна. Я не могу без тебя.

Это понимание обрушилось внезапно.

Я люблю ее. Так люблю, что все могу сделать, пойти на все, чтобы она была со мной.

Плевать на все: кому Наташа переводила деньги и за что, на участок земли недалеко от моря, на все. Мне нужна она — моя Катя. Нежная, ласковая, умная женщина. Только она имеет значение.

Я все просрал…

В квартиру поднялся уничтоженный, разбитый вдребезги, неживой. Вошел, привалился измученно к стене и прикрыл глаза.

— На тебе лица нет. Тебе опять плохо? — напряглась Наташа и бросила взгляд на большую спортивную сумку, уже собранную и стоявшую в коридоре.

А у меня сердце билось слабо, раз в минуту. Мой сердечный ритм едва дрожал и рисовал почти ровную полосу. В глаза было темно, в душе — смертельно больно.

Я дох. Расползался на тлен, как гнилая тряпка.

— Мне плохо, — подтвердил, сухо сглотнув.

— Опять скорую? — недовольно спросила жена и, не дожидаясь ответа, взмахнула руками, как курица крыльями: — Я так и знала, что не долечишься — и все пойдет псу под хвост! И что теперь? Разбирать чемоданы, мне опять сидеть с твои отпрыском, а ты отдыхать в больничку?! Зашибись просто!..

Я смотрел на нее и видел чужую женщину. Мне будто дворники на глаза поставили и чистой водичкой промыли. Я смотрел и видел, что жена меня не любит. Перебирал в памяти все дни нашей жизни и находил все больше этому подтверждений.

Дочь зажиточных крестьян, купчиха на современный лад. Расчетливая и артистичная. Как она загнала меня под каблук? Как я мог быть счастлив оказаться под острой шпилькой этой женщины? Я ее только что в жопу не… Да что там — целовал, еще как.

Сполз по стене на корточки и закрыл уши руками, закрыв глаза.

Господи, что я за придурок такой, а?

— …Вязев, ты мне объяснишь, наконец, что дальше-то? — напирала жена.

Я бы и сам хотел это знать. И будет ли это «дальше»? Мне сейчас казалось, что жизнь оборвалась, упал занавес и пора заканчивать этот идиотский спектакль, в котором я взял себе роль антигероя.

Пора расставить главные знаки в конце предложений. И начать с вопросительных.

Я поднял голову и продолжительным взглядом посмотрел на жену. На всю, с макушки до педикюра смотрел изучающим взглядом, чтобы найти те крючки, что зацепили меня и закоротили на Наташе.

Да, красивая. Волосы ламинированные, лицо напитанное кремами и ботоксом, большие титьки, тонкая талия, широкие бедра, выпирающая большая задница…

…в которой я однажды оказался и голову потерял.

Просто клинический придурок.

— Наташ, скажи честно: почему ты терпела мою связь с Катей? — снова всплыл вопрос, но теперь я его озвучил.

Жена захлопнула открытый для очередной гневной тирады рот, и я успел заметить в ее взгляде страх. Ровно мгновение, но он точно был.

— Ты же сам сказал: ради ребенка. Чтобы он у нас был…

— Врешь, — оборвал я очевидную ложь и покачал головой. — Тебе даром не нужен ребенок. Я же не глухой и не слепой. И не идиот.