– Ты полюбила соусы?

– Почему так решил?

– Человек покупает соусник. Логично предположить, что он будет туда что-то наливать.

– А, это… – Юля с любопытством смотрит на коробочку. – Просто секундный порыв. Разве он не прекрасен?

– Секундный порыв прекрасен всегда.

– Анохин, ты отвык от женщин. Женщина очень часто может купить что-то просто так. В отличие от вас.

– А что, я не могу делать что-то просто так?

– Можешь. Но сегодня ты пришел за чем-то. Так? Зачем?

– Б-лин…

А ответ ей неважен. Разглядывает соусник свой. Упаковку, точнее.

– Ну так? – отвлеклась, наконец.

– Я тут подумал… Гараж ведь не нужен тебе?

– Не нужен.

– Ну что… налоги только платить за развалюху эту?

– Развалюха. И налоги.

– И машина у тебя под окном ведь всегда.

– Продать хочешь, – интонация утвердительная тоже. – А деньги?

– Да какие там деньги… Нет, и вам тоже часть. Конечно.

– Дорогой мой Валерий. Если б не знала, что ты не пьёшь, подумала бы – запил. Кстати, ты из вредности же не пьёшь?

И всё разглядывает своё приобретение новое. Вот и пойми их, женщин.

– Знаешь, что мне вчера сказали? В качестве утешения…

– Что лучше бы ты пил?

– Что до пенсии осталось десять лет. И что дадут доработать. Доработать, понимаешь?

– А что тебя смущает? Мне семнадцать теперь.

– Смущает? Вот эта частица «до—» именно.

– А что? Были большие творческие планы? – правда не понимает, похоже. Ну хоть от соусника своего оторвалась.

– Ну не то чтобы большие. Но казалось – работаю, двигаюсь куда-то…

– И ещё казалось, что пик где-то впереди, да?

– А тебе – нет?

Как долго светло уже. Весна, что вы хотите. Спускаясь, ступеньки, руку подать ей. Надо же, и руку так же подаёт.

– Спасибо, – ступеньки крутые довольно, маленький каблук, а уже тяжело. – Ты просто… просто не видишь со стороны. Когда «Семья Рамзеса» прогорела… Вот – «предприятие прогорело» – выражение, да? Короче, когда вы перестали существовать как группа, мне тоже казалось – ну и что? Много на свете интересных групп…

– Ага. «Унесенные гелием», например.

«Предприятие прогорело»… Как сказано. В этом городе был когда-то завод автоприцепов. Собственно, город и был вокруг него. В чистом поле. Потом заводу стало плохо, потом зарплату выдавали прицепами, потом каюк. Прогорело предприятие. Как и многие тогда. И остался город в чистом поле, уже без завода.

– В «Унесенных гелием», друг мой, тогда была жизнь. Подчеркиваю – тогда.

О чём это она? А, «предприятие прогорело», да.

– Ну да, жизнь.

– И только потом я поняла, что в «Семье» был пик. Мой пик. Про твой не знаю… Но у вас же, мужиков, всё проще. Только себя и член свой обслуживать.

Знакомые ироничные нотки. Да чего там «нотки», прям «ноты» уже.

– Нет, ну конечно твоё предприятие устойчивее и лучше. Выращивай себе и не парься.

– Анохин. В этом месте я должна бы обидеться. Вообще-то Никита и твоё предприятие тоже.

– Ну… он так не считает.

– А кто виноват-то? – вдруг, словно вспомнив что-то. – Да. Ты говорил, что осознал… что-то там… Что пенсия – вот она…

– Да. Осознал.

Вот – идёт и стопудово права. Есть Никита, есть смысл в жизни. И что, пенсия? Только возрастной рубеж, цели-то не изменятся. – Чтобы сыну было хорошо. А у нас? В квартире газ. У нас меняется всё. Собирался сделать то и то ещё, а оказывается надо до-. До-рабатывать, до-игрывать, до-живать… Хорошая нота «до», основная и мажорная.

– Ну так и что? Десять лет… и что чувствуешь-то?

О чем она? Что чувствую…

– Молодого взяли. Музыканта. Молодой хозяин взял молодого басиста. На замену мне.

– Прямо сразу на замену?

– Ну а зачем ещё?

Тепло уже, тепло. И снег стает быстро, пара дней такой погоды и всё, стает. Шопен разливается и смешивается с талой водой в воздухе. Ах, какое было время, говорит он. В другое бы время без этой воды талой не услышалось бы, и не понялось. Ничего. А тут так совпало, что… тепло, тепло.