– Готово к чему? – Виктор сделал шаг назад, чувствуя, как что-то внутри шлема тянется к Магистру, как родственная душа.

– К возвращению домой. К открытию врат. К завершению цикла, который начался задолго до появления человечества.

Магистр поднял руку, и Виктор увидел, что она уже не была человеческой – кожа приобрела металлический оттенок, пальцы удлинились, став похожими на лезвия, а в центре ладони пульсировал символ Директивы 117, выжженный не на плоти, а на самой сущности.

– Ты особенный, Виктор. Последний в цепи носителей. Тот, кто завершит путь, начатый первым Правителем. Тот, кто откроет дверь.

Последние слова

Виктор хотел ответить, но внезапно почувствовал, как что-то внутри шлема полностью пробуждается, реагируя на слова Магистра. Чёрные вены на его теле запульсировали сильнее, боль пронзила каждую клетку, и он упал на колени, чувствуя, как трансформация ускоряется.

Перед глазами проносились образы – не воспоминания, а нечто иное, словно кто-то транслировал в его мозг информацию из другого измерения:

– Империя в зените могущества, её города, сияющие технологиями, её армии, марширующие под знамёнами с символом Директивы 117.

– Белая Комната глубоко под Сенатом, где дети с пустыми глазами подключены к аппаратам, вводящим в их тела чёрную субстанцию.

– Чёрное Солнце, восходящее над горизонтом, не звезда – портал, врата в иное измерение, откуда тянутся щупальца тьмы.

– И фигура в доспехах, точно таких же, как у Виктора, стоящая на вершине башни Сената с поднятыми руками, открывая путь для Того, что ждало за Пределом.

Перед тем как сознание погасло, утонув в волне боли и трансформации, Виктор услышал последние слова Магистра, но теперь он говорил не своим голосом, а голосом Того, что жило в шлеме:

– Скоро ты вспомнишь.

– Что? – выдавил Виктор сквозь боль.

– Как умерла империя. Как пал последний бастион человечества. Как открылись врата между мирами.

И чьей рукой.

Тьма поглотила его сознание, но даже в этой тьме он чувствовал присутствие Чего-то древнего и чужого, наблюдающего, ждущего, готовящегося использовать его как последний ключ к двери, которую никогда не следовало открывать.

Директива 117 была активирована. Процесс начался. И остановить его мог только тот, кто помнил правду – правду, скрытую за слоями лжи и манипуляций, правду о том, что на самом деле случилось в день, когда пал Великий Правитель и родилась Тень Империи.

Пепел падал ровно, как во сне из пролога – том самом, где мальчик бежал по руинам, сжимая игрушечный меч. Теперь Виктор шагал по тем же плитам, но в доспехах, которые помнили кровь того дня. Каждый шаг отдавался глухим эхом в пустых улицах, словно город сам вслушивался в его движения.

– Регенеративный протокол активирован, – прошипел HUD, высвечивая данные о повреждениях. Красные участки покрывали почти всю схему брони, мигая предупреждениями. Но Виктор знал правду. Это не ремонт.

Это кормление.

Чёрные прожилки на броне пульсировали, как синие вены Магистра в их последний разговор. Жидкий металл затягивал раны, оставляя руны – точно такие же, как в Святилище, где он взял шлем. С каждым новым символом Виктор чувствовал, как что-то внутри него меняется, словно переписывается код его существа.

– Ты носишь не доспех, а могилу, – вспомнились слова старика.

Боль при регенерации была такой же, как при активации Директивы 117 – будто кто-то вырывал куски его души и заменял их чем-то чужеродным, древним. Каждый восстановленный сантиметр брони приносил не облегчение, а ощущение потери контроля.