Вот уже и рассвет… А дикарь всё сидит на стуле рядом с диваном. Он тоже не спал — на Машу смотрел, чуткий к каждому её движению. К слову, дочка за всю ночь ни разу не проснулась. Она до сих пор крепко спит, и ничего ей не надо — ни похныкать, ни водички попить. Как приехали мы в Любушки, ребёнка моего будто подменили.

Я встаю с кресла, разминаю спину-страдалицу и незаметно поглядываю на Яна — статуя, ей богу! А я в поясницу раненая с недосыпом и резью в глазах. Хотя плюс тоже есть — я перестала паниковать. Если бы дикий папочка хотел сделать мне или Маше что-то плохое, он бы уже сделал. Раз сто. Времени и возможностей у Яна было выше крыши.

— Не пойму, — ворчу сонно, — зачем ты тут сидишь?

— Если расскажу, ты не поверишь, — так же тихо отзывается дикарь. — Придёт время — увидишь всё своими глазами, тогда убеждать тебя не придётся.

Ого, да это прорыв! Не нахамил, не обматерил, объяснил пусть и непонятно. Что с ним?

— Ну допустим, — иду к окну, открываю шторы, — придёт время, я увижу и всё такое… — смотрю на раннее утро, потом на настенные часы. — Ты уходить собираешься? — поворачиваю голову к дикому папочке.

— Не надоело меня выгонять? — ухмыляется.

— Надоело, честное слово, — прикладываю ладонь к груди. — А что делать? — язвительно щурюсь.

— Смириться, — вполне серьёзно выдаёт Ян. — Я дождусь, когда Маша проснётся, потом уйду.

Угу… Время семь утра, а проснётся дочка около девяти. То есть ещё два часа мне до дембеля. Но хоть какая-то конкретика появилась. В безвыходных ситуациях учишься радоваться позитивным мелочам. В этом я скоро получу КМС.

— Если хочешь видеться с Машей, ты должен сделать тест на отцовство, — решаю попытать счастья, раз уж дикарь внезапно стал вменяемым. — Это честно.

— Нет, — спокойно и холодно отрезает Ян.

— Ты уверен, что Машенька твоя дочь. Чего тебе бояться?

— Я ничего не боюсь. Просто это пустая трата времени.

Ну, понятно всё. Стопроцентной адекватности пока нет.

Вздохнув, я поворачиваюсь к окну — хочу отвлечься на созерцание утреннего деревенского пейзажа, но вместо этого становлюсь немного ближе к сердечному приступу. Пытаясь сглотнуть трепыхающееся сердце, смотрю на белый кроссовер, который стоит у моего забора. И, кажется, я понимаю, почему не слышала, как подъехала эта машина… Дрянь почти бесшумная, как у Глеба.

Как у Глеба кроссовер! «Как» зачеркнуть.

Я бросаюсь из комнаты в коридор, хватаюсь за ручку входной двери и едва не получаю ею по лицу. Не успела. Делаю пару шагов назад, а муж переступает порог.

— Здравствуй, — приветствие хмурое, как и он сам.

— Что ты здесь делаешь? — это ему вместо «здрасте».

Что ещё я могу спросить у мужчины, который радовался расставанию, запретил нам с дочерью жить в нашей квартире и заблокировал мою банковскую карту, фактически оставив нас без средств? Глеб воодушевился возможностью меня проучить, а я не слишком расстроилась. Теперь вопрос — что изменилось? Два дня прошло.

— Я за тобой. Домой поедешь. Собирайся, — супруг, как всегда, выражает мысли чётко, ясно, сухим приказным тоном.

Пару дней не виделись, а я успела отвыкнуть от Глеба. Тот, за кого я когда-то вышла замуж, теперь чужой. Инородное тело. А ещё мне не нравится формулировка приказа. Глеб приехал за мной. И только. Могу поспорить, если я прыгну к мужу в машину одна, он и глазом не моргнёт — положит тапку в пол. А Маша? Да боже мой, не нужна ему дочь!

— Я никуда не поеду. Наш с Машей дом теперь здесь, а ты можешь катиться к чёрту, — говорю спокойно, но на самом деле волнуюсь.

В комнате Ян, и по факту получается, что я тут с каким-то мужиком. Хм, и что? Ловлю себя на мысли, что не хочу и не буду ничего объяснять Глебу, если он заметит присутствие дикаря. Похоже, я окончательно излечилась от навязчивой мысли угодить мужу.