– Невозможно извлечь некоторые данные памяти донора, – прочитал Хайнер. – Ответственные участки мозга реципиента отказываются принять данные. Вероятность успешной трансплантации упала до шестидесяти шести процентов.

– Ты не врёшь? – Онтер ухватил маликса за плечо.

– Я всего лишь читаю, – лицо Хайнера посинело от боли. – Идёт переброс личности в новое хранилище… Основные блоки памяти частично перемещены. Языковые и адаптивные навыки… Вторичные блоки памяти… неудачная попытка… переброска идёт… снова ошибки… Вероятность успешной трансплантации равна пятидесяти… нет, сорока трём процентам… ошибки… не знаю, что означают эти термины. Вот и всё.

– Готово?

– Равис умер, – Хайнер выпрямился и отдал военный салют умершему другу.

– Умер? – шеф-полковник посмотрел на крошечное тело маликсианского пилота, затем на неподвижного аборигена. – А что с переносом личности?

– Трансплантация была частичной – около сорока процентов. Не знаю, хватит ли этого для идентификации личности корабельной системой. Хотя, идентификатор ведь перенесён.

Шеф-полковник Беган Онтер от души выругался замысловатым хизарекским ругательством. Алиа Лованн, в отличие от дяди, облегчённо вздохнула – теперь ей уже в любом случае пересадка личности не грозила.

– Приведи дикаря в сознание, – приказал Онтер.

– Медсистема уже пытается активировать реципиента, – прочитал Хайнер сообщение. – Здесь написано, что все команды отданы.

Хизареки и маликс уставились на аборигена, зашевелившегося в кресле оружейника.

– Дикарь открыл глаза, – прокомментировала Алиа, словно остальные этого не видели. – Интересно, он что-нибудь понимает?

– Языковые навыки были перемещены. Равис, ты меня слышишь? – на свистящем маликсианском спросил Хайнер. – Ты меня понимаешь?

Абориген ничем не показал, что слышит вопросы, только бессмысленно глядел на потолок рубки.

– Алиа, надень ему лингвотранслятор, – велел Онтер.

Хизарийка надела на голову аборигена обруч лингвотранслятора, после чего Хайнер принялся посылать ментальные команды. Но абориген только мычал что-то неразборчивое, а лингвотранслятор выдавал мешанину мыслей и непонятных образов, которые ему так и не удалось трансформировать в разумные слова.

– Оружейник, попробуй подключить его к корабельной системе. Опознает она его или нет?

– Но как? – Хайнер вытянул руку ладонью кверху – этот жест у маликсов означал недоумение. – Пилот всегда делает инициацию сам.

Онтер озадаченно посмотрел на племянницу. Та только развела длинными руками.

– Может, он ещё не привык к новому телу? – с сомнением сказал он. – Пусть посидит некоторое время. Алиа, следи за… нашим пилотом, чтобы он не сотворил чего-нибудь. Я немного отдохну. Оружейник, ты идёшь со мной.

– А как же Равис?

– Который?

Хайнер подавил ругательство – шеф-полковник говорил о его друге, словно о вещи. Впрочем, для хизарека маликсы, видимо, являлись просто придатками корабля.

– Умерший, – сухо ответил Хайнер. – Надо положить тело в криокамеру, чтобы потом похоронить его по маликсианским обычаям. Я не смогу донести его с одной действующей рукой. Прикажите вашей охраннице.

– Маликс, ты сошёл с ума? – искренне удивился хизарек. – Может, ты и полумёртвого дикаря хочешь положить туда же? Выбросить их – и всего дел.

– Но…

– Никаких "но". Алиа! Вышвырни из корабля лишний груз.

Онтер подождал, пока Алиа выполнит приказ и только после этого пошёл отдыхать. Хайнер, измученный и избитый, едва упав в пассажирское кресло, отключился моментально.

Очнулся оружейник от боли – хизарек тряс его за сломанную руку.

– Поднимайся. Пойдём, поглядим, как там наш новый пилот.