Я покивала головой, полностью с ней соглашаясь.

Она продолжала:

– Знаешь, за что я тебя уважаю? Ну, помимо твоих рассказиков? За то, что ты не трус. Трезвый ты какой-то человек, писака. Вроде и маленькая такая, хрупкая. В чём душа-то держится… Ан нет… Поговоришь с тобой, сразу как-то теплее становится.

Я слушала улыбаясь. И так мне было приятно и лестно от её слов.

– На днях тут Володю Маяковского видела. Вот уж кого и уважаю как человека, так это его! Широчайшая душа! Твоя ему, конечно, и в подмётки не годится… Огромного роста, широкоплечий, мускулистый. Косая сажень, а не человек. Энергичный, с громким голосом и размашистыми жестами. Уж он-то меня никогда не боялся. – Моя Гостья мечтательно задумалась, вспоминая… – Бывало, сидим мы у него на кухне, разговоры ведём, он мне стихи свои почитывает. Я часто спрашивала у него: зачем, мол, тебе нужна эта Лиличка Брик?! Замужем она… И с мужем, и с тобой, вертихвостка, крутит. И Володя, огромная человеческая глыба, вдруг разом делался таким маленьким и словно беззащитным. Чёртова ветреная девка! Так его охомутала… Знаешь, что меня сейчас радует? На небе Володенька среди ангелов… Но я ни разу не видела там эту Лилю Брик…

Я смотрела на неё и не могла представить, что она вот так, как со мной, сидела с самим Маяковским… Интересно, сколько же ей лет?!

Она, прочитав мои мысли, сказала:

– Не твоего ума это дело!

Мне стало стыдно, что я могла поставить её в неловкое положение. И чтобы как-то исправить ситуацию, я спросила:

– А давай я тебе почитаю? Хочешь?

Она сразу расплылась в улыбке (как уж смогла), и ответила:

– Давай!

Я открыла первую главу новой книги и начала читать:

– «Стоя в церкви, она шептала: „Господи, прости меня! Я сотворила себе кумира… Я забыла всё и всех. Забыла тебя. Я прошу у тебя прощения!“ Иконы молчали. Бог молчал. Слишком долго он пытался её вразумить. И слишком безуспешно».

Прервавшись на секунду, я посмотрела на свою слушательницу. Она, уткнувшись в подушку, мирно посапывала. Отложив книгу, я накрыла её тёплым пледом. Кому-кому, а ей явно требовался отдых от этой безумной, извините за каламбур, смертельной работы…

– Привет, Писака!

Входная дверь, закрытая на ключ, распахнулась от лёгкого прикосновения.

– Привет! – произнесла я не испуганно, но удивлённо.

Да и было отчего удивиться! Она вошла через входную дверь! А не материализовалась неизвестно откуда, до смерти меня напугав… Простите за каламбур.

Этот жест внезапной вежливости был первым за всю историю нашего знакомства. Она прошла на диван, насвистывая какую-то незамысловатую мелодию. Я так редко видела её в таком хорошем настроении, что, признаться, даже растерялась.

– Можешь меня поздравить! – Она, как театральный актёр, выдерживала паузу.

– С чем? – Я была в этом акте на втором плане, но подыграла ей.

– Меня в отпуск отпустили! В отпуск! На целых две недели. Можешь себе представить?!

Если честно, я не могла… Первый вопрос, который возник в моей голове: «Кто отпустил? Кто вообще мог решать, отпускать её или нет?!» Я поняла, что ответ на него будет за пределами моего понимания. И благоразумно промолчала.

– Почему ты даже не спрашиваешь, куда я поеду? – Она обиженно глянула на меня.

Я туговато воспринимала наш сегодняшний разговор. Поэтому повторила её слова, как китайский болванчик:

– И куда ты поедешь?

Её ничуть не смутили мои заторможенные фразы:

– В Новую Зеландию!

– Ого! Здорово! Хоть отдохнёшь по-человечески… – я сморозила откровенную чушь и прикусила язык.

Но она даже не заметила моего ляпа. Растянувшись на диване, она мечтательно улыбалась: