Его голос был тихим, как шёпот молитвы. В нём звучала тоска, которая была не по силам пятилетнему мальчику. Но она была.

Сунити тоже подняла взгляд. Губы её дрогнули. В глазах вспыхнула глубина – не просто знание, а память. Память о речах мудрецов, о шастрах, о звёздной оси, что держит мир.

– Да, мой сын, – ответила она мягко. – Есть такая звезда. Полярная. Она не движется. Она остаётся на своём месте. По ней сверяют путь. Даже в самых далёких морях ищут её, когда всё вокруг – лишь тьма и волны. Она не исчезает, даже когда рушатся миры.

Дхрува замер. Его дыхание на миг остановилось. Он не просто услышал – он принял.

– Тогда… – прошептал он, – тогда я хочу быть такой звездой. Такой, чтобы никто не смог отвергнуть меня.

Его голос дрожал, но в нём уже звучала сила. Это было не капризное упрямство. Это было рождение судьбы.

Сунити сжала его крепче. Она почувствовала, что что-то великое покидает пределы её объятий.

– Чтобы стать такой звездой, дитя моё, – прошептала она, целуя его в лоб, – нужно обрести благословение самого Господа. Только Он может даровать неподвижность в этом меняющемся мире.

Эти слова легли в сердце Дхрувы, как семя. Но это было не простое семя. Это было зерно, из которого однажды прорастёт ось мироздания.

Ночь продолжалась. Ветер шептал о будущем. И где-то в этой тьме, на небе, зажглась одна звезда – чуть ярче, чем все остальные.

Величественный дворец Уттанапада сиял в солнечном свете, словно драгоценность, оправленная в золото. В просторных залах с высокими колоннами разносились легкие шаги слуг, шелест тончайших тканей и приглушенные голоса придворных. Воздух был насыщен ароматом сандала и благовоний, а за открытыми окнами тянулись бескрайние сады, наполненные пением птиц.

В этот день, казалось, ничто не предвещало беды.

В тронном зале царило умиротворение. Царь Уттанапад, облаченный в богатые одежды, сидел на своем кристальном троне, наблюдая за игрой сына. Маленький Уттама, рожденный от Суручи, весело смеялся, сидя у отца на коленях. Он обвил руками шею царя, его светлые глаза искрились от радости. Уттанапад улыбался ему, чувствуя в сердце тихую гордость.

Вдруг среди колонн мелькнула маленькая тень.

Дхрува.

Он застыл у порога, наблюдая за этой картиной. Глубоко в его душе что-то дрогнуло. Он не привык к зависти, но ощущение несправедливости пронзило его сердце. Он тоже был сыном царя. Он тоже хотел быть любимым.

Детская искренность не знала страха. Мальчик решительно направился к трону, его глаза светились надеждой. Он подошел ближе и, не колеблясь, потянулся к отцу, желая забраться к нему на колени.

Но едва он сделал шаг, холодный голос пронзил воздух.

– Ты не имеешь права сидеть там, где сидит мой сын.

Мир застыл.

Слова, острые, как клинки, принадлежали Суручи. Она стояла рядом с троном, ее ослепительная красота казалась еще более пугающей в этот миг. Глаза царицы сверкали холодным блеском, губы изогнулись в легкой усмешке.

Дхрува поднял на нее взгляд, не понимая.

– Если ты так желаешь сидеть на коленях царя, – продолжила она, – иди и соверши аскезу. Поклонись Верховному Господу, моли Его о благословении. Если Он милостиво позволит тебе родиться от меня в следующей жизни, тогда, возможно, ты получишь это право.

Эти слова прозвучали, как гром среди ясного неба.

Дхрува замер.

Он перевел взгляд на отца.

Уттанапад… молчал.

Мальчик не знал, что страшнее – унижение, которое нанесла ему Суручи, или равнодушие его отца. Царь не возразил. Не остановил ее. Он лишь отвел взгляд, избегая встречаться с сыном глазами.

Что-то внутри мальчика оборвалось.