– Не поведу, будьте покойны! – Ординарец умчался.

Слова «будьте покойны» в данной ситуации звучали сомнительно, но старший майор не обратил на них внимания; не до придирок сейчас.

Десять минут Вахтов провел в одиночестве. Медицине давно известно, что стресс активизирует работу мозга. Мозг Вахтова работал в ускоренном режиме. Он думал о том, как создать для министров неразрешимую проблему, которая заставит их обратиться к нему за помощью. И придумал.

Преданный ординарец исполнил приказ начальника, не забыв указание «гони ко мне». «Гнать» можно только беспомощного человека. Отними у него брючный ремень, отбери шнурки, и он почувствует себя беспомощным. Капитан Круглов знал человеческую психологию: впустил в комнаты правительство и митрополита с условием снять обувь при входе.

Простое, казалось бы, требование: в лучших домах Полянска гостям тапочки предлагают, и никого это не смущает, разгуливают по паркету в стоптанных тапочках спокойно. И мужчины и женщины. Даже вальс танцуют. А тут министры вдруг оробели и утратили начальственную спесь. Разулись. Только начальник полиции сперва заартачился, не соглашался снять сапоги, помнил, что портянки не первой свежести. Не в гости же пришел, на службе находится. Но под давлением председателя правительства сдался, стащил с ног сапоги вместе с портянками, пошел босым.

Министры прошли в гостиную. Их лица искажали слезливо-встревоженные гримасы. Растерянность читалась в глазах: в одночасье рухнул их привычный мир. Самому старшему из них еще не исполнилось и пятидесяти лет. Они родились, учились и выросли при генерал-губернаторе Скрепине. Тот был всегда. Как небо, как смена времен года, как воробьи под ногами или тараканы на кухне. Он был губернатором, когда их еще на свете не было, и они верили, что будет губернатором вечно. С внезапной смертью Скрепина они почувствовали себя брошенными на произвол судьбы. Топтались и смотрели на Вахтова вопрошающими собачьими глазами. Невелик чин старшего майора, но властность человека определяется не чином, а его харизмой. Правда, что означает харизма, никто толком не понимал. Да и само слово какое-то гадкое, вроде «харя». Однако у кого она есть – не харя, а харизма – тот и начальник. Хотя случается, что эти два понятия уживаются в одном человеке. (Это общее рассуждение, к старшему майору не относящееся; у него все же не харя, а худощавое интеллигентное лицо и очки, между прочим, в тонкой золотой оправе).

– Не слишком-то вы торопились, – попенял министрам Вахтов.

– Дорожно-транспортная авария на дороге, господин старший майор, – объяснил Мямлин.

Вахтов удивленно поднял брови:

– Что за пургу вы несете? Какая на хрен, авария, когда машины не ездят?

– Моя бричка перевернулась, – пролепетал Мямлин.

– А не надо хватать поводья, чтобы научиться управлять лошадьми, – ввернул министр юстиции. – Нужно сначала на своей Касандре потренироваться.

– Не лезьте в мою частную жизнь! – потребовал Мямлин.

Вахтова эта перепалка обнадежила.

– Рассаживайтесь, господа. Сейчас нам не до мелочных склок, – сказал он, изображая миротворца. – У нас проблема много серьезней.

– Верно, – уныло произнес Загладин. – Какой человек скончался… Как теперь жить?

Министры тяжело вздохнули.

«Сами в капкан лезут», – подумал Вахтов. – Жить нужно по-прежнему, господа, – сказал он. – Понятно, что кончина губернатора, к которому привыкла губерния, травмирует население. Поэтому факт смерти Семена Семеновича не должен быть обнародован. Мы сообщим, что Скрепин болен, и со временем предъявим народу его двойника.

– Двойника? – переспросил Мямлин.