Ординарец привез форму. Вахтов переоделся. Сверкнули золоченые аксельбанты, заалел околышек фуражки, и стражи тотчас признали начальника. Поминутно кланяясь, трясущимися от страха руками открыли перед старшим майором ворота. Вахтов уже скрылся во дворце, а они продолжали кланяться ему вслед, – вдруг повернется и вспомнит, что его не пускали. Нехорошо получится. А спине не убудет лишний раз согнуться. Здоровью вообще от частых наклонов большая польза.
Вахтов прошел в гостиную, велел прислуге подать кофе. Горничная принесла целый кофейник.
– Погоди-ка, – остановил её старший майор. – Скажи мне, милая, что ты подавала сегодня Семен Семеновичу на завтрак?
Милая со страху рухнула в обморок. Вахтова эта фортель не удивила; слуги часто предпочитали обморок дружеской беседе с начальником охраны.
Два оперативника отнесли неподвижное тело в соседнюю комнату.
Вахтов велел привести повара. Тот даже до гостиной не дошел, рухнул по дороге. Его положили рядом с горничной. Спустя полчаса набралась дюжина обморочно-неподвижных тел, а Вахтов так и не получил ответа на вопрос, чем завтракал утром покойник. И кто знает, до какого числа возросло бы количество павших от страха дворовых, если бы не приехал профессор Майский. Он осмотрел тело, прощупал пульс и сообщил начальнику охраны, что признаков отравления не находит.
– Так отчего он умер?
– От старости, – сказал профессор. – От старости люди порой умирают.
Вахтов задумался. Смерть губернатора могла оказаться концом его карьеры. Должность давала ему беспрепятственный доступ к уху губернатора, чем он и пользовался. И это заставляло всех – от челяди до министров – при его появлении трепетать и лебезить. Теперь его положение будет зависеть от нового губернатора. А кто им станет неизвестно. Если Мямлин, то жди беды. Голова может простить былую обиду, задница – никогда. Зад – самое памятливое место у человека. В лучшем случае назначат его начальником горотдела полиции в какую-нибудь Тмутаракань на границе губернии. Или того хуже – отправят на досрочную пенсию. Сам он, пожалуй, опалу пережил бы, но Алису, ставшую его родственницей пару месяцев назад, ни один вариант не устроит. В глушь с ним она не поедет, а его пенсии хватит ей только на булавки. И тогда… О том, как поступит тогда Алиса, он даже думать не хотел, ибо прикипел к девушке душой и телом. Такое часто случается с холостыми мужчинами среднего возраста, встретивших двадцатилетних кузин.
От этих мыслей Вахтову стало не по себе. Оглянулся, вдруг кто-то догадался, о чем он думает. Вышколенная челядь стояла в стороне, застыв в ожидании распоряжений и исподволь следя за его мимикой. Достаточно одного движения брови, чтобы они бросились исполнять его желание. Вахтов заметил готовность на лицах слуг и устыдился охватившей его неуверенности в собственных силах. Чем, собственно, Мямлин и министры отличаются от челяди? Да ничем. Такая же пугливая и безынициативная свора. И тут старшего майора осенило; он понял, что с Мямлиным и министрами следует вести себя так, словно ничего в его положении не изменилось.
Вахтов почувствовал прилив энергии, принял суровый вид и повернулся к слугам:
– Снимите черный флаг, прекратите трезвонить и отыщите моего ординарца. Живо!
Слуги бросились выполнять приказ. Примчался ординарец, взмыленный и растрепанный.
– Усиль охрану дворца. Никого не впускать и не выпускать! – велел Вахтов. – Приедут министры, гони их ко мне.
– Они уже приехали. И митрополит с ними. У дверей дворца толпятся. Я им сказал, что вы пока заняты.
– Подержи их там еще минут десять, и все. Чтобы без моего разрешения ни одна муха из дворца не вылетела. Я на тебя надеюсь, парень. Не подведи.