До других игр, даже далёких от подземной тематики, дело в тот день тоже не дошло, потому что первое, что увидел Юсик, перешагнув порог моего стеклянного жилища, это, конечно, приподнятая над полом круглая платформа с возвышающейся над ней трубой телескопа.

– О-о-ох… – еле слышно выдохнул племянник Муртазы и замер на месте. Его рот беспомощно приоткрылся, а глаза перестали округлились, и, кажется, даже посветлели.

– Это что? Юля, это же… такая большая подзорная труба, да? В которую звёзды видно?

– Телескоп, – поправила я, и чтобы не мучить его, опередила неизбежную просьбу, – Хочешь посмотреть?

– Конечно хочу! – отозвался Юсик с благоговейным придыханием, но тут же сник, – А… сейчас ведь день. Звёзд не видно.

– Сейчас не видно, – согласилась я, покосившись на солнечные лучи, насквозь пронизывающие прозрачный купол над нами, – Но ты можешь прийти ко мне после заката. Сегодня погода вряд ли уже испортится, и звёзды ночью будут.

Юсик наконец оторвал взгляд от телескопа и посмотрел на меня с догадкой.

– Ты поэтому всегда так поздно выходишь в сад? Потому что смотришь на звёзды и не спишь по ночам?

Лично я не считала, что десять или одиннадцать часов утра – это поздно, но решила не озвучивать это мнение мальчишке, который даже во время каникул вынужден просыпаться с петухами, чтобы работать на моего отца, поэтому ответила уклончиво:

– Ну да. Я ложусь спать под утро, вот и просыпаюсь… тоже не рано. А ты сможешь ночью прийти, если тебе на следующий день на работу? Или только в выходной?

– Я когда угодно могу, – неуверенно отозвался Юсик и затоптался на ковролине, – Но что скажет твой папа?

– Папа, в отличие от меня, по ночам спит, как сурок, – отозвалась я с нарочитой беззаботностью, которой на самом деле не чувствовала, помня о том, что с давних пор вхожа в наш дом в любое время суток была только Татьяна, да и то лишь потому, что она и жила здесь, на третьем этаже, в одной из гостевых комнат. Даже Муртаза никогда не приходил без вызова или предупреждения. “Мой дом – моя крепость” – любил говорить отец, и я догадывалась, какой будет его реакция на то, что кто-то не только вторгся в его крепость посреди ночи без разрешения хозяина, но и посягнул на святая святых – спальню единственной дочери!

Но… нужно ли ему об этом знать?

– Татьяна тоже спит, – сообщила я Юсику, который смотрел на меня с робкой надеждой, – Если ночью я встречу тебя у чёрного входа и мы вместе поднимемся наверх, то никто ничего не узнает.

И, несмотря на страх перед гневом своего дяди и моего отца, Юсик не нашёл в себе силы отказаться. А я и не сомневалась, потому что уже видела в его глазах отражение всех тех звёзд, на которые он будет смотреть вместе со мной долгими ночами.

Игры отошли на второй план. Вместо того, чтобы сесть за компьютер, Юсик сначала со всех сторон обошёл телескоп, который с наглухо закрытой на день линзой объектива выглядел как уснувший робот-трансформер. Потом залип перед книжными полками, где у меня стояли в основном астрономические энциклопедии и глянцевые небесные атласы, в своё время купленные для меня отцом. И, наконец, захотел узнать историю появления у меня настоящей обсерватории. Он тогда впервые назвал так стеклянную надстройку, в своё время спасшую меня от клаустрофобии, и мне это очень понравилось. Конечно же, я рассказала ему и о сжимающихся в темноте стенах, и о мучительной боли в несуществующих ногах, которую не могло снять ни одно обезболивающее, и о вызванной ею жестокой бессоннице, и о яркой жёлтой звезде знаменующей скорый восход солнца…

Юсик слушал внимательно и впитывал каждое моё слово. Он умел слушать (редкий дар даже для взрослого человека!), а когда я закончила свой рассказ, сказал: