Они спешили в стекляшку – магазин был на повороте к дому, мама обещала купить бутылку Буратино или Саян.

– У Сурика такая цыплячья шейка, – вдруг выдохнула Мара. – Такая тонкая из воротника, что я бы поцеловала, если бы не знала, что это дурно.

Споткнулась не Мара, а мама.

Только ещё раз, уже во взрослой жизни, Мара решится на откровенность с мамой, о чём вскоре пожалеет. Но до этой истории ещё восемь лет.

Они с Марой столкнулись в дверях стекляшки. Саша, один из близнецов, заступил ей дорогу. Девчонка качнулась влево – и он влево. Она вправо – и Санька там. Невинные детские игры. Он старше и, понятно, выше. Белая рубашка, отложной воротничок, верхние пуговицы расстёгнуты, загорелая шея, смуглый румянец на щеках. Последняя четверть. Маёвка на носу. Встретятся большой компанией, их семьи дружат – Ехловы и Вяземские. У Саньки улыбка открытая. У Толика – саркастичная. Мальчишки взрослые, класс, кажется, седьмой. Или восьмой даже. А Мара соплячка. В октябрятской звёздочке верховодит троечниками. Сурик, белобрысый одноклассник, ходит за ней по пятам.

А ей нравится Санька. У близнецов фамилия старинного дворянского рода. Может, поэтому они Маре кажутся принцами. Хотя какой принц из Толика? Второй близнец насмешлив и грубоват. Мара тогда не знала, что настоящие принцы такие и есть.

Саша – другое дело. Нежный и сдержанный. Затеять игру в дверях, ввергнуть малышку в краску – наверное, Толик подговорил.

Наконец, он смилостивился над Марой. Вот, машет компании, идущей с горки. Её школа наверху. Его – через дорогу, по пути в Четвёртую траншею – так называется улица изрытого войной города. В ответ ему машут, и Санька весело сбегает по ступенькам, не забыв оглянуться и прокричать Маре: «Послезавтра встречаемся, воланчик не забудь».

Мара разжимает вспотевшую ладонь – скрученная рублёвка и несколько монет. Смотрит в витрину, вспоминает, за чем её послали. Выбирает молочное. Золотистые крышечки на ряженке, зелёные на кефире. У варенца сиреневая фольга.

На маёвку они в плавнях. Толик шевелит в золе картошку, взрослые обсуждают скандального Солженицына и недавно открывшийся ресторан с варьете, мама обновила там парчовую (ткань купили у морячек) юбку в пол.

Мара с Санькой играют в бадминтон. Подросток терпит партнёршу из вежливости – Мара страшно неуклюжа, но может, это искупает её неимоверный энтузиазм?

То и дело он бегает за воланчиком в заросли ажины; когда поспеют ягоды, они вернутся сюда той же компанией.

Санькины предплечья уже оцарапаны.

Их зовут поесть шашлыка.

Отец маринует не в уксусе – в Ркацители. На белый кисляк подсел весь город, когда в Сочи нашли холеру, и в городе из квасных бочек прямо на улицах стали раздавать взрослым по стакану.

Тогда девочку только записали в первый класс. А теперь Мара уже большая. Скоро выдадут табель за четвёртый класс. Со всеми пятёрками, кроме физры. По физре у неё позорный трояк, и то поставленный из уважения к матери-педагогу.

По школьной лестнице Мара спускается, судорожно вцепившись в перила и ставя обе ноги на каждую ступеньку. Девочка до умопомрачения боится высоты. Любой. При этом гоцает с мальчишками по верхним улицам, ватага петляет между оградками на кладбище – оно сразу за школой, – играют в бесстрашные идиотские игры, Мара кладёт ленту с пистонами на язык и щёлкает зубами. Во рту маленький взрыв, пахнет зажжённой спичкой (особой удачей было раздобыть с малиновыми или зелёными головками) и чем-то кислым. Челюсть немеет.

Ребятишки прыгают с пирсов в промзоне в местах, огороженных табличками «Купаться запрещено», но взобраться на бревно или лезть по канату Мара заставить себя не может. И никто не может. Даже грозный директор школы, высокий статный поляк по прозвищу Пан. Мару уже водили к нему за какую-то провинность в кабинет, пропахший мастикой для натирки паркетных полов.