Тараканов. Нет.

Следователь. Рассказывайте.

Тараканов. Раух их отпустил, а когда наши сани с ними поравнялись, я их и узнал. Тогда я догнал сани Рауха и сказал ему. Ну, а он велел их задержать.

Следователь. А что было потом?

Тараканов. Допрос, соответственно. Били их, пытали.

Следователь. А вы что делали?

Тараканов. Мы не пытали, мы костер жгли.

Следователь. Зачем?

Тараканов. Немцы на огне штыки калили для пыток.

Следователь. Что рассказали Владимир Павлов и его спутница?

Тараканов. Ничего. Так и умерли молчком.

Следователь. Что с ними сделали после пытки?

Тараканов. Известно что – застрелили.

Следователь. Кто стрелял?

Тараканов. Я.

Следователь. Значит, вы признаете себя виновным в выдаче фашистам, пытках и убийстве двух комсомольцев?

Тараканов. В выдаче признаю. Потом застрелил, да все равно они бы лишь мучились. А пытать не пытал. Я костер жег.

Вот и все, что есть у меня.

Но все же я кое-что уже знаю. Я знаю, хотя приблизительно, какая Зина внешне. Знаю, в чем она была одета. И знаю самое главное: есть в ста километрах от Москвы город, который с давних времен славен башмачниками.

Утром я уехал из Пено. Так и не удалось мне на этот раз поудить рыбу в серо-синих холодных озерах.

В Москве я позвонил известному краеведу, специалисту по Подмосковью Овсянникову. Я вкратце рассказал ему историю с памятником и все, что мне известно о Зине…

– Подождите-ка у телефона, – попросил Овсянников.

В трубке что-то шуршало, доносились обрывки разговоров. Время тянулось бесконечно долго.

– Вот что вам я посоветую, – раздался наконец в трубке густой баритон моего собеседника, – под Москвой всего четырнадцать городов, издавна славных башмачниками. Но вы пока остановитесь на трех: Бронницы, Зарайск и Талдом. Они наиболее характерны для этого вида промысла. Желаю удачи, – засмеялся Овсянников.

А мне было не до смеха. Чего проще, казалось в поезде Осташков – Москва, – приеду, позвоню Овсянникову, он назовет город, поеду туда и найду. Но все оказалось сложнее во сто крат.

Поиски Зины начались пасмурным июньским утром на автобусной остановке Серпуховской площади.

В Бронницах я пробыл два дня. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы узнать фамилии и имена всех двадцати двух женщин, призванных в армию с 1941 по 1945 год. Среди них были Клавы, Марии, Ольги, даже попалось такое редкое имя, как Северина, не было только Зинаид.

В Зарайск автобус приходил в час дня. Все учреждения закрывались на обед. У меня был целый час, чтобы разыскать районный архив. Сорок минут я петлял по дощатым тротуарам, наконец на самой окраине города на маленьком покосившемся домике я прочитал полустершуюся вывеску: «Районный архив». На дверях висел здоровый амбарный замок. До начала работы было еще двадцать минут, и я присел на скамейку.

– Вы меня ждете? – раздался у меня за спиной голос.

Я обернулся. Невысокий старичок в старомодном пенсне с черной лентой держал в руке тяжелый ключ с мудреной головкой.

– Если вы работаете в архиве, то вас.

– Вам, видимо, молодой человек, нужна выписка из метрического свидетельства?

– Нет.

– Тогда копия свидетельства о браке?

– Тоже нет.

– Ну тогда вам нужна справка, с какого года наши родители живут в Московской области. Это теперь очень модно. – Старичок подошел к дверям и начал копаться с замком. – Многие берут такие справки. Я понимаю: прописывают стариков, получают большую площадь. Ну что ж, милости прошу.

Я вошел в комнату, в которой с трудом помещался обшарпанный канцелярский стол.

– Вы простите, я не знаю вашего имени-отчества.

– Николай Никитич.

И вот тогда я рассказал ему о Зине.