– Как?

– Да они так сокращенно его сами называют. «Ре-а-би-ли-та-ци-он-ный» не выговоришь, барракуда. Тем более, когда язык плохо ворочается.

– Чем они там занимаются?

– Библию изучают.

– И все?

– Нет. Не только. Еще работают.

– Работают? Где?

– Кто на стройке, кто по хозяйству. Они же в частном доме базируются. Дом снимают в Костино.

Денис знал этот район – деревня в черте города, сплошной частный сектор. Как-то, еще на первом курсе, он с несколькими одногруппниками, подрабатывая грузчиками, разгружал там машины с дровами. Впечатление осталось крайне неблагоприятное – грязь и запустение.

– Небольшой домишко, две комнаты. Но хороший, добротный, чистенький.

– Ты что, был там?

– Был, конечно. Пожить хотел.

– И что?

– Да как сказать… Ко двору не пришелся, барракуда.

Олег хохотнул:

– Ко двору? Конечно, там же работать надо. А тут – лежи себе, телевизор смотри. Накормить накормят…

– И много народа там? – остановил начинавшуюся перепалку Денис.

– Когда как. Человек восемь-десять. Максимум двенадцать. Они и больше принимали, но тесно было. Две комнаты всего.

– А кормят?

– Конечно.

– И что, сами готовят?

– Нет, сестры за ними ухаживают – готовят, моют, стирают. Братья уроки проводят. Вообще там все довольно жестко. Подъем в шесть утра. Молитва. Потом или на разгрузку вагонов, или на стройку. Там рядом многоэтажка строится.

– Каменщиками?

– Да какими каменщиками. Все без специальности. Просто подсобными рабочими. Принеси-подай.

– А зарплата?

– Никаких денег. Это, в общем-то, правильно. Чтоб в ближайший киоск сбегать искушения не было.

– Что, и карманных денег не дают? Так, на расходы.

– На какие?

– Ну, на сигареты, например.

– Ха, на сигареты. Курить грешно. Там никто не курит. Кто курил – бросает.

– Ну да? И правда, жестко.

– Но зато тихо, спокойно. Все при деле. Свободного времени нет.

– Потому оттуда и сбежал, – снова вклинился Олег.

– Мужики, закурить дайте, – в палату ввалился заспанный, явно еще не умывавшийся Пасечник. Денис вытащил пачку, дал ему сигарету.

– Вот спасибо, Денис. Ты же Денис? Дай еще штучку. Не накурюсь с утра одной-то. Вот еще раз спасибо, – как будто оправдываясь, Пасечник прошел к балконной двери.

– Эй, Пчеловод хренов, – остановил его прапор. – Шуруй к себе или в курилку. Нечего у нас курить, тем более с утра…

Тот, не обращая внимания на Генку, прошмыгнул на балкон и закрыл за собой дверь.

– Денис, ты ему не давай сигареты, – наставительным голосом сказал Геннадий. – Не напасешься. Свои все раздашь, потом сам побираться будешь. А он раньше и не курил совсем. И не пил. Им на пасеке нельзя. А пасека пропала – у него как крышу снесло, барракуда. С катушек слетел. Курит нещадно, пачки две в день, наверное. Да и пил беспробудно, пока сюда не попал.

– Наверстывает упущенное за бездарно прожитые годы, – философским голосом обобщил Олег, собирая бритвенные принадлежности. – А ты что умываться не идешь?

– Ты мной не командуй, – огрызнулся Геннадий.

Денис не удивился такой реакции. Вчера вечером, во время их балконных перекуров между «компьютерным ликбезом», Олег рассказал коротко историю бывшего прапорщика. Когда ликвидировали училище, тот оказался и без работы, и без жилья. Он развелся за несколько лет до этого, а сам жил в училище – обустроил там себе комнатенку. А когда весь жилой фонд передавали из Министерства обороны в муниципалитет, его беззастенчиво выгнали прямо на улицу. Не возвращаться же к бывшей жене, у той и семья уже новая… Он с горя запил, жил с бомжами. Потом оказался здесь, в диспансере. Тут и остался. Почти четыре года живет. А потом у него обнаружили рак… Денис не стал уточнять, рак именно чего. Это известие и так для него было полной неожиданностью. Олег предупредил, что Геннадия мучают приступы сильнейшей боли, особенно по ночам. Обезболивающее теперь слабо помогает, так что с утра он частенько бывает злой и раздражительный. И тогда уж ему под руку не попадайся…