Среда копирует вторник. Отличие только в том, что рабочие часы начинаются не с утра, а с одиннадцати часов, зато длятся почти до восьми вечера. А новостные каналы по-прежнему играют в молчанку.

Зато в начале шестого утра в четверг меня ни свет, ни заря будит резкое пиликание телефона. И уже по его какому-то агрессивному вибрированию я догадываюсь, что услышанное точно не понравится.

Хотя, если задуматься, ну разве может сотовый звонить как-то по-особенному?

Нет, конечно.

А мой, оказывается, может.

Я смотрю на него, как на дурного вестника, и, сделав глубокий вдох и выдох, всё же снимаю трубку.

– Лина! Лина! Ты видела? – давится рыданиями абонент, которого по измененному слезами и всхлипами голосу я узнаю только спустя минуту. – Этого не может быть, Лина. Не может. Не может. Но… но это он. Я… я его узнала. Узнала! О боги! Как же так, Лина?

– Джастина, постарайся немного успокоиться и объясни всё толком, – прошу Кук, проглатывая приветствие, потому что оно в данной ситуации неуместно. – Кто он? Что я должна была видеть? И где?

– Пятый канал, там смотри новости. Я его опять вижу, – подвывая на одной ноте, выдавливает всегда жизнерадостная женщина. – При нем нет документов, но это он. Посмотри сама. Я… Мне надо им позвонить. Сказать, что я его опознала…

Последнее Джастина уже бормочет скорее себе, чем мне, а потом, скомкано предупредив, что перезвонит, отключается.

Скидываю одеяло, случайно тревожа спящего в ногах Сямбеля, на что тот поднимает голову и смотрит на меня с сонной обидой в глазах, и спрыгиваю с постели. Быстрая перебежка по холодному полу босиком, чтобы схватить пульт с журнального столика, стоящего в противоположном углу комнаты. Быстрый забег обратно. И шипение под нос, что экономные власти могли бы уже и включить отопление, а не морозить жильцов. Коммуналку же дерут круглогодично, жмоты.

Беспорядочно тыкаю кнопки пульта, пока не догадываюсь, что можно сделать все более оперативно, а потом…

– Просим всех, кто узнал этого человека или может сообщить какую-либо связанную с ним информацию, позвонить по телефону органов правопорядка 0110 или к нам на телевидение. Телефоны вы видите на экране, – четко выговаривает каждое слово диктор в то время, как на весь экран появляется фотография мужского лица с закрытыми глазами.

Но даже в таком виде я его узнаю.

Это Марко Милс.

А то, что фотограф пытался скрыть, направив объектив камеры немного сбоку, является по всей очевидности пулевым отверстием.

«Мужчина, приблизительно 35 лет, был обнаружен застреленным в районе Маунти-Молл на пересечении Призли и Степной. Отличительные черты: рост метр восемьдесят пять, крупный, упитанный, лысый, борода густая, рыжая, глаза серые. Одет в черный спортивный костюм, ветровку, серую кепку и белые кроссовки. Всех, кто его узнал, просим связаться с…»

Дальше бегущую строку я не читаю.

Перевожу взгляд с экрана за окно, где еще совершенно темно, и ни о чем не думаю.

Потому что даже не представляю, о чем тут можно думать.

Когда Марко говорил, что по телевидению скоро покажут сенсацию, и мы обалдеем, я совсем не предполагала, что это будет новость об его убийстве.

Наверное, и он имел ввиду нечто другое.

А вот что?

Кажется, есть большая вероятность, что этот вопрос ответа уже не найдет.

4. Глава 4

ЛИНА

Джастина перезванивает через полчаса, когда я успеваю подняться, сварить и выпить пару чашек крепкого кофе без молока и сахара, и истоптать кухню вдоль и поперек.

– Что они сказали? – выпаливаю, прежде посмотрев на экран и убедившись, что это вновь она.

Странно, что в первый звонок я как-то упускаю это дело из виду. Но все вполне объяснимо: за пару дней так себя накручиваю ожиданием сенсационных новостей, которые встряхнут весь город и не только, что, когда раздается ночной трезвон, спросонья акцентирую все внимание ни на экране телефона, а на происходящем событии, как таковом.