– Просили приехать на опознание. У Марко не было родственников. Помнишь? Он нам об этом сам говорил в день знакомства. Ну, тогда, когда мы в первый раз ходили обедать в наше кафе, – выпаливает на одном дыхании Кук массу информации.

Она явно всячески борется со слезами и старается, как умеет, взять себя в руки. Но, либо у нее плохо выходит, либо я привыкла к ее голосу настолько, что легко считываю, когда он ломается и искажается.

– Ко скольки тебя ждут? Мне поехать с тобой? – задаю короткие вопросы, отвлечение на которые поможет Джастине еще чуть-чуть успокоиться.

Нечего ей впадать в неконтролируемую истерику и пугать дочь. Зулечка, наверное, и так уже проснулась от шума, созданного матерью, ведь насколько я помню, квартирка у девчонок, как и моя, небольшая, а значит, уединиться, чтобы не разбудить чувствительного ребенка очень сложно.

– Нет, Лина, вместе не получится. Тебе надо присутствовать на сегодняшнем судебном заседании в одиннадцать. Тем более, завтра должен быть вынесен вердикт. А мне нужно подъехать в морг в Истукане к двенадцати, – вздыхает женщина, и я предполагаю, что эти вопросы она уже прокручивала в голове. – Пожалуйста, проверь, чтобы секретарь зафиксировала мою неявку, как уважительную причину, а не прогул.

– Конечно, сделаю. Не переживай, – обещаю выполнить все в лучшем виде. – И Джас, держи меня в курсе. Ладно? – прошу ее, зная, то и сама буду переживать. – А еще, мне очень жаль. Милс был классным парнем. Одним из самых веселых добряков, кого я встречала.

– Согласна, – вновь всхлипывает Кук. – Я до сих пор не могу смириться с тем, что больше не услышу его: девочки, не болтайте, дайте прокурору дочитать обвинение. И… – на секунду в трубке поселяется тишина, а затем тихий-тихий шепот произносит, – Ли, а ты не думаешь, что смерть Марко может быть как-то связана с тем, что он нашел, когда…

Приятельница не договаривает. Но этого особо и не требуется. Я сама себя измучила подобными вопросами, пока ждала от нее звонка с новостями и топтала линолеум на кухне.

И неудивительно, идея-то, если разобраться, вполне жизнеспособная.

Ведь что выходит?

У Милса в последние пару месяцев халтуры точно не было. Он сам говорил: на работе платят крохи, и намечающаяся шабашка – как дар божий. Дел на пару часов, а расчет очень приличный и сразу. Он с работой справился, гонорар получил, с заказчиком разбежался. Тут все хорошо.

А дальше выясняется, что шустрый парень, делая одно, попутно сунул нос в другое. Туда, куда не стоило. И ладно бы промолчал, скрыл ото всех. Но он решил поступить иначе и обнародовать что-то явно жуткое. Передал информацию своему знакомому и, выходит, засветился, да так сильно, что его мгновенно убрали с игровой доски.

Жестко и радикально.

Насовсем.

Менее, чем за двое суток.

– Мне кажется, Джас, нам не стоит обсуждать по телефону данную тему, – говорю, чуть растягивая слова, – но ты права, я тоже об этом думала.

– Ли, мне страшно, – выдает Кук, вновь громко всхлипнув.

И я могу ее понять. У нее есть дочь и нет родни. Нет защиты. Если вдруг те, о ком нашел компромат Марко, захотят зачистить все следы максимально хорошо, они станут глубоко копать. Очень глубоко. И не факт, что не приплетут наши совместные обеды с парнем, как тот же подозрительный факт.

А потом не доберутся до моей биографии, той части, что я удачно скрыла…

– Перестань нагнетать, Джас. Мы ничего не знаем, потому что Милс нам ни-че-го не говорил. Ни-че-го! И вообще, вполне возможно, его убили из-за денег, которые были в портмоне. Вспомни, он нам показывал огромную пачку в кафе. А вдруг еще кто-то тоже ее видел? Например, какой-нибудь преступник, который захотел забрать ее себе? Кстати, тебе уже называли предполагаемую версию убийства?