От разгорающейся жажды справедливости тело слегка ведет, в груди печет. Кровь толчками продвигается по венам, набатом стучит в висках: «Бей! Бей! Бей!». Собственная смелость пьянит. Делаю полшага вперед и слегка приподнимаю руку в замахе. До отчаянного броска не хватает последнего удара сердца.
Я смогу...
Непонятный шелест и последующий хруст, будто где-то неподалеку принудительно сдвигаются звенья толстой цепи, прорывается в сознание отрезвляющим щелчком, а следом раздается пронзительный бой курантов.
Бом!
Бом!
Бом!
Вскидываю голову вверх, влево и нахожу огромные часы в виде резного терема. В центре, в распахнутом в данную минуту окне, выкованный из олова кузнец вскидывает тяжелый молот над головой и от души бьет по подкове. В это же мгновение раздается новый громоподобный «бом».
Застываю, наблюдая за завораживающим представлением, и мысленно считаю удары. На двенадцати кузнец выпрямляется, опускает свое оружие вниз, и оконные ставни приходят в движения, закрываясь.
Полночь.
Моргаю, словно приходя в себя от наваждения, и тут же опускаю стилет. Слегка веду плечами, ощущая, как капля пота противно скользит по спине, и возвращаю внимание сидящим передо мной бандитам.
– Одна минута первого, – произношу негромко.
Ожидаю, что разошедшиеся в веселье монстры не услышат и проигнорируют мои слова. Однако, ошибаюсь. Они затихают все разом, замирают и настораживаются. Их взгляды впиваются невидимыми когтями в лицо, считывают эмоции.
А я, наконец, догадываюсь, что это была провокация. Они специально меня подначивали, подбивали на срыв, вынуждали использовать оружие.
Против них.
Здесь и сейчас.
Гады не боялись нападения. Они его предвкушали, выпрашивали, набивались. И, судя по кислому лицу помощника прокурора, заметно расстроились, когда не получили желаемого.
Как же их пробрало, что от забега по лесу решили отказаться?
Ничего, перетопчутся.
Меня же маленькая победа над шакалами бодрит. Нет, шальной азарт не захватывает, и я не чувствую всемогущества и бесстрашия. Но успеваю сделать небольшие выводы.
Понимаю, все только начинается. Моя фора минимальна, а подводных камней встречу еще предостаточно. Чтобы выжить, надо быть не просто хитрее и разборчивее, но хладнокровнее и малоэмоциональнее. Нельзя лезть в прямую атаку, даже если кажется, что для нее назрел идеальный момент.
Выжидать, вынюхивать, просчитывать и только потом действовать – вот мой план. Отступать и сбегать шустро, но грамотно. Стараться выжить любым путем. Не сдаваться. Бороться до последнего вздоха.
Сложно.
Практически невыполнимо.
Но и выбора нет.
Правила устанавливают охотники. Дичь пытается выжить и сломать установленные охотниками границы.
На секунду прикрываю глаза, мысленно выдыхаю и делаю полшага назад. Туда, где стояла изначально.
– Не могу отказаться от щедрого подношения, господа, и, пожалуй, заберу его с собой, – растягиваю на губах резиновую улыбку, стараясь выглядеть смело, и, будто дразнясь, поднимаю стилет вверх и машу им из стороны в сторону. – Кто знает, вдруг решу последовать вашему совету и… убью себя сама.
Знаю, добровольно такого никогда не сделаю. Самоубийство – тяжкий грех. Но мерзавцам, слава богам, это невдомек. Вот и к лучшему. Зато нож под рукой всегда пригодится. И не только для защиты.
Под слегка обескураженными рожами упырей потуже затягиваю пояс пальто и просовываю за него режущий предмет. Проверяю. Держится неплохо. Отлично.
– Что ж, господа, думаю, мне пора. Удачной охоты желать не буду, уж не обессудьте, – произношу нервно, потому что дрожь от собственной наглости не только сотрясает тело, но и делает ноги подобными желе.