Пробежав три квартала, и остановившись в переулке меж домов, с целью отдышаться, Вукашин вдруг с ужасом осознает, что оставил в кафане лысого упыря все, что у него сейчас есть в Белграде, да и во всей жизни – свою желтую папку, с чистой бумагой и двумя с половиной главами «Неба Австралии».
Он поднимает голову, глядя в голубое небо, и оно тут же расплывается, наполненное соленой влагой.
**** **** ****
«Нужно найти средство заработка. Но что я умею? Пожалуй, все, – думает он, затягиваясь папиросным дымом. – А что я хочу делать? Пожалуй, ничего…».
Вукашин выбрасывает окурок, отдергивает занавеску, закрывая окно.
«Интересно, сколько за такие шторы можно выручить? Дней на пять хватит?»
Внезапно в дверь раздается стук. Аккуратный, двоекратный.
Тук-тук.
И тишина.
Вукашин замирает у окна. Ему никогда не стучат в дверь. Ни разу за эти два с половиной года.
И еще раз. Тук-тук.
Вукашин окидывает взглядом полупустую комнату, разом понимая ужас происходящего. Оборачивается на окно, и вновь видя крышу дома напротив, нервно сглатывает.
«Долететь, не долечу, но приземлюсь точно. Может, с ногами».
За дверью послышалось тихое шорканье, и, кажется последний раз: тук-тук-тук. Последний, точно. Дальше будут открывать своими ключами и спрашивать куда подевалась мебель дома.
Вукашин хватается за ручку, и заносит одну ногу на подоконник.
Внизу высота четырех этажей. Через улицу на крышу соседнего дома не перепрыгнуть, да и что бы это дало?
«Может, наоборот, открыть дверь и резко выскочить, пока не опомнились?»
– Извините, я ищу автора поэмы «Ясное небо Австралии», мне сказали, он здесь живет…, – доносится из-за двери тихий голос. Совсем не грозный, даже наоборот – робкий.
Вукашин так и обмяк. Не отпуская ручки, он опускается на подоконник. Пересохшими губами он спрашивает почему-то:
– Какой такой Австралии?
– Ясное небо, – тихо говорят оттуда. И потом твердо добавляют – Ясное небо Австралии.
Сомнений не остается. Это чудо.
– Сейчас, минуту.
Вукашин сползает с окна, наглухо закрыв его и задернув занавеску, с такой силой, что она слетает с двух крайних петель и так и нависает с краю.
Вукашин подходит к двери, и, откашлявшись, открывает ее.
На пороге стоит та самая девица. Художница со Скадарской улицы.
– Слава Богу, это все-таки вы. Я думала, что не найду вас, – улыбается незнакомка.
У нее в руках его желтая папка! Точно, это именно она. Какая улыбка фортуны! Она протягивает ее.
– Вы оставили там…
Вукашин принимает ее, и машинально раскрывает, как будто не ожидая увидеть внутри свои исписанные листы, а нечто другое, удивительно-внезапное. Так и есть. Да, это она. «Австралия». Как аккуратно сложены листы, кажется не так, как он их складывал там, у издателя, наспех. Но, тем не менее, это были они, несомненно! Вот первая глава, почерканная вторая, и недописанная третья. Вот чистые листы тощего очкарика из редакции…
– Спасибо! Я вам так благодарен! – Вукашин спохватывается и протягивает ей руку.
Они обмениваются рукопожатиями.
– А вы как меня нашли? – настороженно задает насущный вопрос Вукашин и воровато заглядывает за плечо девушке в глубину подъезда.
– О, эта целая история. Если вкратце по листам с вензелями. Они уже привели меня сюда. Вы здесь живете? – теперь девушка с интересом заглядывает за спину Вукашину.
– Нет, не совсем. То есть, в какой-то степени да. Но не всегда.
Вукашин смущается. Фирменный вензель редакции, и оставленный там адрес этой квартиры. «Теперь меня можно отыскать по следам», не без тревоги думается Вукашину. Однако, пора о насущном. Приглашать ее в дом глупо – в комнате даже стульев теперь не осталось. Угостить к тому же нечем. Выставлять за дверь – неудобно.