Полуденный зной пропитался запахом застарелого мазута и машинного масла. Небо казалось чистым, словно линза, – ни облака, ни птицы не нарушали его спокойствия, лишь металлический стук и смех ребенка.

Дело спорилось: Ломака разбирал и раскручивал детали, а робот говорил, что и куда ставить. Они работали как два компаньона, выстраивая мост дружбы и доверия между машиной и человеком. Вскоре их совместное творение было завершено. Андроид, теперь уже с установленными конечностями, попробовал подняться. Механические ноги слегка дрожали, но он решительно встал.

Каждое движение вызывало у него новое чувство: любопытство, восхищение и, возможно, гордость. Робот повернулся к Ломаке, его глаза-лампочки светились, словно излучали радость.

– Спасибо за помощь! Сам бы я не спрравился, у меня есть кодекс: я не могу рразбиррать себе подобных. Моя высокоморральность не позволяет мне ковырряться во внутрренностных собратьев. Благодарррю тебя, маленький человек, – сказал он металлическим голосом, наполненным искренней благодарностью.

Когда работа подходила к концу, в отражении старого бампера, торчавшего из груды металлолома, мелькнуло нечто необычное – металлическое лицо, которое они собрали вместе с Ломакой из частей бытовых роботов. Андроид замер, словно зачарованный, и медленно повернулся к отражению.

Робот долго смотрел на свою блестящую, но исцарапанную поверхность, ведь он видел себя впервые. Его системы лихорадочно анализировали окружающий мир. Каждый звук, каждый отблеск света на старом металле, каждый шорох пробуждали в нем новое чувство – любопытство.

– Кажется, я… крррасив. Весьма кррасив, – протянул он, разглядывая себя в искривленном отражении. На него смотрел высокий, примерно метр семьдесят, андроид. Его лицо, с большими круглыми глазами-лампочками, выглядело добродушным, даже веселым. Металлические губы приоткрылись, словно удивляясь самому себе. Рот находился всегда в полуулыбке, ведь часть лица ему досталась от робота официанта. Тонкие металлические пальцы сжимались и разжимались, а ноги гнулись и позволяли двигаться очень быстро.

Андроид наклонился к мальчику и протянул гаечный ключ.

– Осталось заверрршить нашу работу. Вставь этот кусочек метеоритного камня мне в сердцевину. Это то, благодаря чему я жив. Его излучение дает мне энергию. Я буду тебе очень обязан.

– Ломака. Зови меня Ломака, мама так звала меня. И я, кажется, придумал имя для тебя… Собирака. Пойдет на первое время? Потом придумаем что-нибудь получше, – широко улыбнулся мальчик.

Собирака задумчиво склонил голову.

– Звучит… необычно. Да, пойдет. Спасибо тебе, мой дрруг!

Для маленького мальчишки, отчаявшегося встретить хоть кого-то в пустом, бескрайнем месте, это был лучший день за последние месяцы. Он наконец нашел друга.

Работа кипела до вечера, и мальчик от усталости уснул прямо на груде обломков, с маской на бекрень. Стемнело, небо покрылось звездами и легким фиолетовым свечением. Стояла тишина, нарушаемая лишь еле слышным сопением.

– Шшш… фффрр…

Ломака проснулся в трейлере от странных звуков и, самое главное, от запахов. Пахло едой!

– Мама? – вырвалось у Ломаки. Он еще не отошел ото сна и сняв маску, протирал глаза грязными руками.

– Нет, не мама, – послышался скрипучий голос.

Вчера вечером робот отнес спящего ребенка в его нехитрое жилище и уложил в кровать. Ночью, пока Ломака спал, Собирака убрался и привел в порядок трейлер. Робот был отличным инженером: починив солнечные батареи на крыше трейлера, он провел электричество. Теперь плита работала, а из крана лилась вода из бочки, что стояла на улице, наполняясь дождевой водой по ночам.