– Вы позволите, молодые люди? Я, вынужден признаться, краем уха прислушивался к вашей беседе… Выходит, мы знакомы заочно. А вот я… не имею чести знать…

– Череп… Виталик, – неловко бурчит Череп. Кажется, ему не по себе.

Но старик смотрит не на него. Он смотрит на Вадима.

– Я вижу, у вас татуировка любопытная, – снова улыбается он, – интересуетесь или просто так, по молодости?

– Интересуюсь и весьма, – откуда это «весьма» появилось вообще? – Мы… сатанисты. – сказал и осекся, поражаясь глупости и неуместной высокопарности вылетевших из него слов.

– Вот оно как, – вежливо кивает старик. – ну, что ж, добро пожаловать в клуб по интересам. Вас как звать-величать?

И вот тут Вадим понимает, что ему совершенно не нужно отвечать старику. А нужно немедля повернуться спиною и уйти, уйти быстро, пока еще не слишком поздно… Ощущение приходит и уходит, оставив после себя липкий неприятный след.

– Вадим он! Ну или Аль-Хазред[6] – это как вам угодно! – орет Череп и хлопает старика по плечу. Тот отстраняется, и Вадим с удивлением замечает, что люди за его спиной инстинктивно отступают, словно боятся, что старик прикоснется к ним.

– Аль-Хазред это славно, славно! – разулыбался старик, – послушайте, ребята, вы не против, если мы переместимся куда-то в более… тихое место? Здесь сильно уж накурено и… – он болезненно морщась, кивает в сторону сцены, на которой нелепо мечутся бритые и упоротые «Волкодавы», – вся эта суета… Там и пообщаемся, лады?

«Не лады! Вовсе не лады!» – хочет сказать Вадим, но Череп уже шумно соглашается и снова хлопает старика по плечу, словно и не замечает, что все это неправильно: и плащ этот, и шляпа дурацкая, и этот необычный сладкий запах увядших гниющих цветов, исходящий от старика.

Они выходят из зала. Уже в дверях мужчина останавливается и, приподняв шляпу, произносит:

– Кольцов. Юрий Владимирович! К вашим услугам, господа.

А потом… Потом было все страньше и страньше. Они встречались поначалу в «Таверне», и как-то раз Кольцов пригласил их на… Вадим так и не понял – что это было… на семинар, должно быть. Кроме него и Черепа там находилось еще человек десять – никого из них он не знал, да и не хотел знать, столь нелепо – несуразно они выглядели. Более того, его не покидало ощущение, что люди эти были просто статисты, не более того. И присутствовали они на семинаре исключительно для того, чтобы создать видимость… Но зачем?

Его страх перед стариком не исчезал, а увеличивался, холодным снегом наполняя душу. Но вместе со страхом росло и восхищение этим странным, не от мира сего, человеком. Постепенно Вадим начал понимать, что все, о чем он читал, все, чем увлекался до сих пор, – не более чем детский лепет. Потуги понять истинную природу… Тьмы.

– Это тебе не кошек к крестам прибивать, – с уважением бормотал Череп. Вадим отмахивался, в последнее время общество Виталика начало его напрягать. Он испытывал странное чувство, ближайшим аналогом которому была… ревность? Ревность, несомненно, словно вся мудрость Кольцова должна была достаться ему и только ему. Разве не к нему тогда пришел старик? Разве не ему улыбнулся на концерте?

Их встречи становились все более и более частыми и в то же время все более странными. Кольцов то приглашал его пройтись по набережной в дождливый день и подолгу болтал ни о чем, то и дело останавливаясь и вглядываясь в далекий, стонущий маяк. То звал с собой на концерт классической музыки в клуб, ни названия которого, ни месторасположения Вадим запомнить не мог. То просто звонил и рассказывал. Рассказывал много, и каждое произнесенное слово казалось Вадиму многогранным и важным.