– Хорошая новость. Но ведь не все у тебя? Правильно понимаю?

– Ну… – замялся Войцех. – Тут до нас новость дошла. Из самого Минска. Короче, не буду задом крутить, Станислав Янович, немцы твоим именем улицу назвали. Ребята растерялись. Вот просили разжевать, за какие такие заслуги, когда мы их пачками тут лупим?

Суровое лицо генерала разгладилось, в стальном взгляде заплясали веселые искорки.

– Ну, вот! По вкусу, видимо, наши гостинцы пришлись. Dobre daleko słychać, a złe jeszcze dalej. Это признание, Войцех, – командир широко улыбнулся и привычно потянулся за кисетом с ароматным самосадом, прятавшимся где-то изнутри серого армейского камзола со следами споротых нашивок. Тонкие пальцы быстро замелькали, сооружая две самокрутки. – Немцы меня в тридцать девятом в битве под Кутно похоронили, вот и создают из покойника удобную им икону. Только улицу им еще раз переименовывать придется. Слухи, увы, как ворона падаль, нужные уши находят быстро. Так что передай парням, чтоб не огорчались, а фашистам устроим хорошую взбучку за самодеятельность, вот и вся недолга. Посыл их нехитрый, – Стас пустил к низкому потолку густую струю дыма, – показать, что они, вроде как тоже за независимость народной республики. Только мы такой «незалежности» и при коммуняках, и при Николашке вдоволь нахлебались. Поэтому сами как-нибудь за свою свободу повоюем, это наше святое дело. Как думаешь?

– Думаю, что зерно между двух жерновов в муку перемелется. Под Богом ходим, – хмуро заметил Войцех.

– А мы не зерно. Мы, Войцех, тот камень, который эти жернова сломать может. Или так, или никак. Сами такой путь выбрали. Чего горевать? Ты же говоришь, только Господь знает, что будет завтра. Dla chcącego nic trudnego.

– Все правильно. Я так парням и растасую, – Войцех тяжело поднялся с лавки, на мгновение замер, делая вид, что собирается выходить, хитро прищурился в предвкушении эффекта оставленного им на закуску разговора. Рассеянно, будто походя, обронил, – а, это… Мы ж главного этих урок в плен взяли. Матерый гад, у него в схроне персональный потайной лаз был. Только на хитрую задницу всегда есть хитрый гвоздь в лавке! Взяли теплым, сволочь! Посмотреть не желаете?

– Отчего ж нет. А то я сижу и думаю, кого там Мироныч и Курдеко на морозе рядом с землянкой маринуют?

Лицо Войцеха удивленно вытянулось. Нервно погладил холеные усики:

– Перекреститься иногда хочется, батька… ой, господин генерал. Откуда?!

– Мне по чину положено сквозь стены видеть, так и считай, – Стас, удовлетворенный произведенным впечатлением, вскинул бритую голову кверху и сказал требовательно, громко, чтобы слышно было за дверями жилища. – Введите пленного!

В низенький проем втолкнули тело изможденного бледного человека. Обессиленный, тот упал на колени, да так и остался полусидеть на земляном полу, опустив долу седую косматую голову.

Стас внимательно рассматривал безвольный куль тела. Ничто в этой куче тряпья не выдавало кровососа и жуткого убийцу, запугавшего местных бессмысленной и беспощадной жестокостью. Вот он, тот самый Призрак, описать которого могли лишь те, кто по случайности остался в живых после его ночных налетов и грабежей. Банда Призрака не жалела ни старого, ни малого. Насиловала, жгла, глумилась, обирая всех подчистую, пользуясь военным безвластием и безнаказанностью.