– Ну наконец! – Храбор уже отвязал лошадь и схватив под уздцы, шагнул вперёд, как только скрипнули ворота – Чего так долго… – но не договорил.

– Где? – хрипнул дед, совсем старая развалина, слепо шаря рукой в поисках гостей.

– Здесь я, эй! – щёлкнул молодой парень пальцами – Ещё и глухой… – пришлось взять его за руку.

– Кто? – ответил дед, отмахиваясь от свёрнутого в трубочку послания.

– Гонец от вождя Коряги Тёмная чаща! – не слышит, или не понимает – ГОНЕЦ Я! – гаркнул в самое ухо – ХРАБОР!

Дед покивал головой и посторонился так и не взяв письмецо.

Внутри больше никого не оказалось, только несколько кур рылись в пыли двора. От деда каких-то вразумительных ответов добиться не удалось. Кому отдать послание и что делать дальше, Храбор не знал – «И куда спешил так, спрашивается?» – потому просто расседлал лошадь, кинул ей охапку заготовленного тут ещё с прошлого года сена, натаскал воды. Заодно и сам ополоснулся и даже свою пыльную, пропахшую потом, одёжку постирал. После чего плюхнулся в стог, не в затхлой же людской с громко храпящим дедом отдыхать. И тут же почувствовал, как наваливается дух сна, всё ж таки два с половиной дня скакал, почти без перерыва. Не каждый так мог, но у него дух наездника в виде головы лошади на внутренней стороне бедра уже давно прорезался, этим он по праву гордился – «Видно степная кровь от Ночки…» – мелькнула последняя мысль о той, кого матерью он даже про себя не называл, прежде чем окончательно провалился в забытьё.

– Мама?! – непроизвольно вырвалось, когда во сне, сквозь предрассветные сумерки увидел перед собой тёмное, даже чёрное, лицо, склонившееся над ним и внимательно разглядывающее. И вдруг что-то дёрнуло за запястья и потащило. Да с такой силой, что всё тело сошвырнуло со стога. Спросонок Храбор, сам не понимая как, умудрился не убиться, встать на ноги и как был, голышом побежать за тянущей его верёвкой, протянутой от его связанных запястий к луке седла всадника, что мерно и не шибко быстро покачивался впереди.

Таким образом его и выволокли в оказавшиеся открытыми южные ворота, прямо в степь, где высохший, сырой от росы, прошлогодний бурьян, захлестал по бёдрам. Сзади послышался топот ещё одной лошади. Но оглянуться некогда, приходится смотреть под ноги, чтоб не упасть, вряд ли передний всадник остановится, чтобы помочь или подождать. Вот и пришлось бежать в неизвестность, спотыкаясь, постоянно прикладывая усилия дабы не потерять равновесие, чувствуя, как появляются и множатся порезы на ногах, от скользящей травы. Голый, растерянный, задыхающийся от нервного бега и мечущихся в голове вопросов – «Кто это такие? Зачем? Поганы? В рабство взяли? Что же теперь будет?»

Наконец остановились возле раскидистого, одинокого дерева посреди степи. Когда уже совсем рассвело, а пот заливал глаза так, что только смутные тени вокруг и видать. Да и смотреть не хочется, не до того. Храбор задыхаясь плюхнулся на спину, глотая воздух пересохшим ртом и чувствуя, как гудят уставшие, израненные ноги, да ещё кто-то дёргает его за руки. Да всё равно. Еле унизительный стон сдержал. А налицо из бурдюка вдруг полилась прохладная вода. Храбору только и осталось открыть рот и захлёбываясь впитывать приятную влагу.

Вскоре отдышался, молодое тело быстро возвращало силы. И руки оказывается уже свободны. Он открыл глаза и… Словно сон вернулся! Женщина с чёрной меткой духа убийцы, как будто рогатая маска на всё лицо, так и веет страшной опасностью, но при этом удивительно стройная и красивая, стоит прямо над ним, равнодушно пустой бурдюк завязывает. Заметив, что он пришёл в себя, кому-то подала знак. Храбор приподнялся оглядываясь. Степная трава, толстый ствол дуба, лошади, воины с оружием. Чуть дальше… не, не юрта, даже не шатёр, так, навес, под которым явно пленники, связанные, оборванные и поникшие. И воины, и пленники, поганы все. Рядом с навесом длинный шест из земли торчит, с головой беркута на конце.