– Для вас нет, – ответил хирург. – Уснете здесь и проснетесь в камере. А вот нам работать около десяти часов.

Анестезиолог – парень, который по внешнему виду был еще слишком молод для подобной профессии, – готовил раствор наркоза, ловко орудуя ампулами и шприцами.

Ассистентка набирала на клавиатуре какие-то данные, сверялась с графической и цифровой информацией, выведенной на экраны мониторов с датчиков на странном футуристическом шлеме.

Частое дыхание Андрея выдавало его волнение.

– К чему эти сложности? – спросил он. – Нервные окончания, нейроны, импульсы. Ампутация была бы с той же пользой.

Тюремный врач отвлекся от бумаг.

– У нас нет права калечить здоровых людей. Инвалидом тебя сделает несчастный случай или война. А мы сохраняем эстетичный вид… так сказать, естественный облик человека.

– Чтобы другие люди от меня не шарахались?

– Совершенно верно, – согласился хирург. – Мы ведь живем в гуманном обществе, верно?

– Ну, вы-то – может быть.

Ассистентка включила устройство со «щупальцами» на потолке, начала проводить диагностику. «Щупальца», жужжа, зашевелились, готовые вонзиться в плоть. На конце одного из них показался пучок тонких наэлектризованных нитей. Они начали извиваться, словно длинные металлические черви, следуя каким-то определенным и давно установленным программным алгоритмам.

Ассистентка поправила руки Андрея на подставках, затем с помощью крепких кожаных ремней намертво зафиксировала их. Хирург, дорисовав множество точек на руках Андрея, отложил маркер.

– Думаю, можно начинать, – сказал он коллегам и решил в последний раз обратиться к заключенному: – Лавров, вы еще можете отказаться. Вас поймут. В этом нет ничего такого…

– Погнали, – ответил Андрей, часто и взволнованно дыша. – Как говорится, была не была.

Анестезиолог зарядил шприц-пистолет ампулой с готовым раствором наркоза.

Ассистентка склонилась над Андреем и прошептала ему на ухо:

– Надеюсь, вы не были виртуозным музыкантом.

– Может, хватит болтать? – Анестезиолог прижал шприц-пистолет к шее Андрея и «выстрелил» раствором.

– Ай! Нет, яннннн… – успел произнести Андрей, прежде чем вырубиться. Его тело мгновенно расслабилось, будто выключенное.

Аппарат над ним загудел чуть громче.

На экранах мониторов заплясали графические и цифровые данные.

Раздались ритмичные звуки.

Ассистентка нажала на кнопку старта.

Аппарат с пришедшими в движение «щупальцами» начал с жужжанием опускаться с потолка. На конце одного из этих «щупалец» включился лазерный луч…

Когда Андрея после процедуры детакто доставили в камеру, над этой частью мира уже взошло холодное ноябрьское солнце.

Передвижной центр детактоскомии спустя полчаса покинул пределы тюрьмы. Он унесся за холм, поднимая в воздух клубы пыли. Снайпер-надсмотрщик проводил его равнодушным взглядом, затем снова прилип к оптическому прицелу винтовки, направив оружие чуть в сторону от дороги.

На сторожевую вышку в этот момент поднялся его напарник-сменщик. При нем тоже была винтовка с оптическим прицелом, из которой, правда, он пока ни разу ни в кого не выстрелил. Еще не подвернулся такой случай. За короткое время его работы здесь попыток побега или проникновения никто не предпринимал.

– Охренеть, – буркнул надсмотрщик, не отлипая от прицела винтовки.

– Что такое? – спросил его сменщик.

– О, привет, салага!

Они пожали друг другу руки, и надсмотрщик снова прилип к прицелу.

– Я слышал, здесь был целый спектакль, – сказал Салага.

– Ага, сейчас второй акт. Сам глянь. На десять часов, двести двадцать метров.

Салага снял винтовку с плеча, направил ее в указанную сторону и тоже вгляделся в оптический прицел. В перекрестии его он увидел: Бродяга сидел на коленях спиной к тюрьме и, склонившись почти до земли, что-то жадно ел. Вокруг него медленно растекались ручейки крови.