«Жизнь продолжается, даже если кажется, что её лучшие части остались позади», – подумала она.

Но было ли это правдой? Ведь всё лучшее, что давала ей бабушка, – её тепло, забота, вера в неё – продолжало жить в ней самой. В её памяти, в её действиях, в её желании вернуться в этот дом, чтобы снова прикоснуться к этим моментам.

Она провела пальцами по деревянному подоконнику, чувствуя его шероховатую поверхность.

– Спасибо, бабушка, – тихо сказала она, больше для себя, чем для кого-то ещё.

И в этот момент она поняла: дом, который она искала, не только здесь, в этих стенах. Дом – это то, что остаётся в сердце. То, что невозможно забрать, даже если людей больше нет рядом.

Её взгляд упал на маленькую фотографию на полке, где они с бабушкой улыбались друг другу. На мгновение она почувствовала, будто бабушка всё ещё где-то рядом, наблюдает за ней с доброй улыбкой.

«Одно из моих желаний исполнилось», – подумала Хлоя, чувствуя лёгкую горечь и одновременно что-то похожее на умиротворение. Она вернулась сюда, прожила целую жизнь в этих стенах, напоследок ощутить все эти эмоции.

Она сделала глубокий вдох, словно заново почувствовала себя живой. Жизнь продолжалась, и хотя её дорога вела дальше, часть её всегда будет принадлежать этому дому и этим воспоминаниям.

Хлоя прикрыла глаза, позволяя свету проникать сквозь веки, словно согревая её изнутри. На губах появилась лёгкая улыбка – не грустная, не горькая, а умиротворённая.

– Я скоро пойду за тобой, бабушка, – прошептала она, глядя на то самое окно, из которого когда-то вместе с ней смотрела на сад. – Только немного посижу ещё. Просто посижу, вспомню…

Её голос затих, но внутри было удивительное спокойствие. Вспоминать оказалось не больно, а, наоборот, прекрасно. Каждая деталь прошлого вдруг обрела особую остроту и значимость.

И вот свет в комнате стал меняться. Словно утро пробудилось, освещая не только уголки её памяти, но и саму Хлою, обнимая её мягкими, добрыми лучами.

Она встала, без лишних раздумий или тревоги, просто следуя этому свету. Ступила в него, будто входя в другую комнату, но оставив за собой всё, что её сдерживало. Шаг за шагом, она чувствовала, как тяжесть спадает, а сердце наполняется чем-то новым – свободой, надеждой, предвкушением.

Свет впереди становился ярче, но не слепил, а манил. Там, за его границей, ей виделись очертания лиц – родных, давно ушедших, тех, кого она так любила. Она шагала к ним, чувствуя, как тоска сменяется радостью.

И в последний миг, прежде чем свет полностью поглотил её, Хлоя увидела бабушку. Она стояла в том же уютном платье, в котором когда-то выпекала пироги, и улыбалась, раскинув руки, словно готовясь заключить её в объятия.

Хлоя шагнула вперёд с лёгкостью, ни капли сожаления, только с трепетным ожиданием.

– Я дома, – тихо сказала она, её голос эхом растворился в сиянии.

Хлоя сидела у себя в комнате, окружённая ворохом старых вещей, которые, казалось, хранили в себе целые эпохи. На её коленях лежала старая карта – из тех, что пахнут пылью и воспоминаниями. Края потрескались, а надписи местами выцвели, но она всё равно манила взгляд. Хлоя осторожно разгладила её, как будто боялась, что карта может рассыпаться от одного неосторожного движения. На ней были отмечены маршруты, которые когда-то планировала её семья, но так и не реализовала. Линии, соединяющие города и парки, напоминали ей о детских мечтах о свободе, приключениях и бесконечных дорогах.

Она улыбнулась и отложила карту в сторону. В памяти всплыли недавние разговоры с друзьями. Они часто обсуждали, как было бы здорово просто взять и уехать, не планируя ничего конкретного. Чувство лёгкого бунтарства, скрытого в этих идеях, будоражило.