Вынырнули из облачности. Несколько прояснилось. Обнаружилось, что мы двигаемся по широкой полке высоко над левым берегом набирающего силу ручья, а на правом возвышается ещё один отрожек, длиной метров триста, также успешно генерализованный картографами. Крутой склон, где мы снижались прошлый год, по-видимому, далеко впереди и справа, где черный частокол деревьев. Полка удобная, но что внизу? Так и есть: убежавший вперед Марабу останавливается, приглядывается и разворачивается на сто восемьдесят. Значит, обрыв. Под обрывом здорово шумит, и уже отсюда снежник внизу выглядит очень живописно. Фотографирую на его фоне Светку и говорю – вали, не стой под грузом лишнего, я пока поснимаю.

Поснимать – это проблема. Спереди на мне висят «Зенит» и сумка с видеокамерой. Достаешь её, прилаживаешь батарейку, наводишься, жужжишь. Потом обнаруживаешь, что вон с той точки вид должен открыться совсем офигенный, но к ней – через небольшой косогор и мокрую сыпушку. Куда девать камеру? Прятать в сумку долго. Не ишак я, чтобы рюк столько понапрасну удерживать. Нести в руке страшно. Упаду, разобью, мало того, что камеры не будет, не будет и жизни от попреков. Лучше голову разбить, она дешевле и иногда заживает. Да хочется ещё фотиком поработать, а рук-то не восемь! Жалко, я не осьминог.

Турьё давно перебрело громогласный ручей, а я всё колупался на травянистом крутяке. Спустился с высоко поднятой камерой в руке, отснял перспективу и с облегчением спрятал её в сумку. Вот он я на снимке Маленького, перехожу поток. В воде у другого берега стоит Андрей, уже без рюкзака, для подстраховки. Лонжа не понадобилась, хотя это чертовски приятно, когда кто-то готов тебя обломившегося словить за то, что ближе торчит.

Окинул обстановку взглядом, оценил и повелел вдоволь налюбоваться, а затем перекусывать. Посмотреть и впрямь стоило. Снежник, глубоко укрытый между береговыми скалами, причудливо изрезан водой ручья. Убогое тепло вялого лета не смогло ослабить его грандиозные своды и накаты. Противоположный берег ручья оформлен бастионными скалами. Наверное, в солнечную погоду они нагреваются и излучением подтапливают край снежника, отчего он приобрел совершенно фантастические формы. То голубоватые тоненькие пластины далеко выдаются от основного тела, как бы прикрывая бурный поток. То пещеры и гроты, своды которых почернели от летней пыли. То целые арочные перекрытия, способные удержать на себе даже Бегемота с рюкзаком. Облачность очень низкая, никакой перспективы, и создается ощущение волшебного скально-снежного острова, окаймленного веселой травкой, и парящего в нигде. Шум воды мешает говорить, брызги отлетают далеко в стороны.

Мы нафотографировались там вволю – и поодиночке, и кучками. Я, кроме того, специально лазил, щелкал извраты снежника, но снимки, как всегда, не могут передать весь колорит и грандиозность увиденного. Удивительное место. Кабы знать, что такое лежит в пяти километрах от маршрута – специально бы зашел, а тут ещё и по дороге попалось.

Пока жевали остатки сыра, поглядывал вперед и думал. Время от времени Маленькая, правда, прерывала мои размышления каким-нибудь воплем типа: «Не хочу сыра, он какой-то кислятиной отдает! И вообще параша». Или: «Не буду сало, оно какое-то – бббэээ-э-э… Тухлятина». Молодые люди уже привыкли и покорно выслушивали эту критику, не забывая совершать возвратно-поступательные движения озябшими челюстями. Челюсти грелись, брюхо тоже, но, как залили в него по стакану ледяной ручейной водицы, околело напрочь. На общество упала очередная, последняя за сегодняшний день, обильная порция влаги. На меня упали первые нетерпеливые взгляды. А ведь я пока ничего путного не придумал.