По человеческой мерке, любой зверь – идиот. Он не в состоянии сложить два и два, а тем более взять синус двадцати градусов. Он не знает геодезии и картографии, не пользуется огнем и мечом, не создает материальных ценностей. Но! В любом лесу этот чертов зверь твердо знает: чтобы придти вон туда, здесь лучше обойти, а там надо повернуть налево. Инстинкт.

Убедившись, что никакая учеба интеллекта не добавляет, я всё больше склонен доверять собственной интуиции. Она меня подводит, надо признаться, нередко, но рассудок – ещё чаще. Спрашивается: на кой ляд нам на правый берег, если левым на полкилометра короче? А вот: интуиция.

Преодолев по-мокрому Пальник-Ель, взобрался на крутяк и обнаружил там описанную выше тропку. Хорошо – по тропе в безлесной зоне можно двигаться значительно шустрее, чем по кустам.

Света Маленькая выкладываться не желала. Но и те усилия, которые она сочла возможным прикладывать, уже явственно проступили на её щеках. Лицо закрыто капюшоном, но я всё заметил и начал беспокоиться. По опыту прошлого года дружно постановили переходы меньше сорока минут не делать. При двадцатиминутных процент ходового времени от рабочего составляет порядка половины, а сил уходит немеряно. Парадокс – больше, чем при сорокаминутных. Однако, здесь сама тропа недвусмысленно намекнула, что пора досрочно пересидеть: круто повернула влево вверх по склону, в сторону проглядывающего сквозь тучи перевальчика.

Как говорил один знаменитый ориентировщик, никогда не беги быстрее, чем соображает твоя голова. Я объявил перекур и отправился вверх по тропке – соображать. В компании с Андреем отошли метров на двести и просекли, что стежка вьется вдоль правого истока Пальник-Еля, текущего с того перевальчика, то есть выходит на Дурную. Ну, а поскольку мы не дурные, то нам снова вниз к ручью, на тот берег и прямо, через великолепный снежник, первый на пути.

Удивил меня этот язык фирна, лежащий мало не на самой границе леса. Если сопоставить такую низкую границу нетаявших снегов с полным отсутствием зрелой черники в лесу и с полчищами насекомых, атаковавших нас позавчера, что получается? Правильно. Это уже случалось. В девяносто втором году на Северном Урале лето отсутствовало как таковое. Июнь перешел сразу в октябрь. Э-хе-хе…

Остальные снежнику обрадовались: экзотика! Конечно, для здоровья очень вредно вымочить ножки в ледяной воде и сразу впереться на фирн, но зато какое приподнятое настроение! На фотографиях все лица, подсвеченные снизу от снега, куда как довольнее, чем физиономии Лёшек, понуро перебредающих по колено ручей перед снежником. Пятки, правда, зябнут, зато как интересно!

На плато выше снежника обнаружилось скопище великолепных тальников. Какая густота! Какая частота! Какие упругие ветки, прямо готовые хлысты! А корни, корни – ух, наворочено, того гляди, запнешься, сам себе ступню оборвешь! Глаза бы не смотрели.

В зарослях тальников главное – угадать наилегчайший проход. Поскольку роста они примерно одного с человеком, а то и выше, высмотреть маршрут движения практически невозможно, как ни тяни шею. Приходится руководствоваться интуицией, изрядно исхлестанной и исцарапанной ветвями за компанию с мордой лица и прочими частями тела. Тут-то чутье и начинает изгаляться, подсовывая такие буреломы, что минут через десять наливаешься злостью выше шифера и прешь трактором, напролом, нимало не заботясь о тех, кого молотят некстати отпущенные тобой ветки. Так и Маленькая зело удачно перешагнула через один кустик, а Большой сзади взвыл не своим голосом: прилетело. Охальники долго хихикали.