.

В начале мая Деррида находится в таком физическом и нервном состоянии, что вынужден проконсультироваться у незнакомого врача на улице Кюжа, который прописывает ему сочетание амфетаминов и снотворных, дающее катастрофические результаты. Жаки, охваченный дрожью, вынужден прервать третий письменный экзамен, сдав лишь начало своей работы с довольно неопределенным планом. Это не помешало его допуску к устным экзаменам, на которых его первым же и завалили. В письме, отправленном ему на следующий день после получения результатов, Морис де Гандийак говорит, что сожалеет об этом провале тем более потому, что сам он и его коллега Анри Биро открыли для Деррида «кредит доверия», дав черновику, «по правде сказать, бесформенному», представленному Деррида на третьем экзамене, достаточно высокую оценку, чтобы он мог сдать устные экзамены. К сожалению, эта вторая часть экзаменов на звание агреже прошла не лучше первой:

Мои коллеги должны были высказать вам причины сурового отношения к тому из ваших объяснений Декарта, которое показалось совершенной невнятицей, и к вашей лекции, где вы странным образом сосредоточились на философе, который – один из немногих – почти ничего не говорил о смерти. Ваш талант никоим образом не ставится под сомнение, и, как это случается каждый год – таков закон агрегации, – мы должны были принять кандидатов, чье интеллектуальное «качество» значительно уступает качеству подобных жертв письменного или устного экзамена, но которые при этом сыграли в эту игру и добились успеха благодаря пониманию задачи и терпению. Не забывайте о том, что «урок» на агрегации – это не упражнение в виртуозности, а прежде всего школьная работа, которая должна быть доступна для учеников, но это не мешает вам, быстро проговорив то, что вы сказали бы в собственном классе, обратиться потом к комиссии[163].

Свое письмо Гандийак завершил всяческими ободрениями, напомнив, что и Сартр тоже при первой попытке провалился. Другой член жюри – Фердинан Алкье высказался более сухо, порекомендовав Деррида «немного подучиться», то есть посещать Сорбонну регулярнее и выработать более многосторонний философский подход. «Три ваших сочинения на деле составляют одно, вы страдаете от идеинои „мономании“», – заявил он ему[164].


Летние каникулы в Эль-Биаре омрачены этой неудачей, а также ухудшением алжирской ситуации. В январе 1955 года, незадолго до отставки своего правительства, Пьер Мендес-Франс назначает Жака Сустеля губернатором Алжира: этот заслуженный антрополог слывет открытым и довольно либеральным человеком. Вскоре после получения этой должности он обещает заняться интеграцией мусульман и провести несколько важных реформ. Но возможно, уже слишком поздно. 20 августа 1955 года Фронт национального освобождения организует агрессивные манифестации в Константине. От рук бунтовщиков, вооруженных топорами и дубинками, пострадало 123 человека, среди которых европейцы и умеренные алжирцы. Ответные меры ужасны: жертвами становятся более 12 тысяч человек. Отныне алжирский конфликт приобретает размах настоящей войны: множество мусульман, ранее не поддерживавших призывы к независимости, теперь выступают за нее, тогда как Жак Сустель присоединяется к лагерю «ультрас».

В октябре 1955 года Альбер Камю начинает публиковать в L’Express цикл статей о «Разорванном Алжире», пытаясь определить «позицию, беспристрастную по отношению ко всем сторонам». По Камю, две пропасти стремительно расширяются: та, что отделяет на территории самого Алжира европейское население от мусульманского, и та, что противопоставляет метрополию алжирским французам. «Все происходит так, словно бы справедливый суд, которому наконец-то у нас была предана политика колонизации, был распространен на всех французов, там живущих. Почитать кое-какие газеты, и можно подумать, что Алжир населен миллионом колонистов с хлыстом и сигарой, разъезжающих на „кадиллаках“». Что касается еврейского населения, он подчеркивает, что уже на протяжении многих лет оно находится в тисках между «французским антисемитизмом и арабским недоверием»