В письме Мишелю Монори, датированном летом 1956 года, Жаки немногословно и как большой секрет упоминает об «ужасном периоде», который он пережил. Дело в том, что Маргерит уже была обручена с другим студентом Высшей нормальной школы – Лораном Версини, серьезным молодым человеком, который нравился ее родителям и уже был принят в Шаранте в семейном поместье. На первом этапе эта двусмысленная ситуация, похоже, не слишком тревожит Деррида: как и многие другие молодые люди его поколения, он охотно заявлял о своей враждебности браку и супружеской верности. Но лишь до того момента, пока, съедаемый ревностью, он не потребует от Маргерит выбрать между ним и Версини. Возможно, она только этого и ждала, чтобы принять решение и отправиться к матери своего жениха. Когда Маргерит объясняет ей положение, мадам Версини просит ее ничего не объявлять сыну до конца экзаменов на звание агреже, чтобы он не расстроился[169].
И для Жаки теперь самое важное – сосредоточиться на подготовке к конкурсу, если он хочет получить шанс наконец-то от него освободиться. В течение нескольких недель до письменных экзаменов претенденты на звание агреже философии по традиции «заальтюссериваются», то есть регулярно встречаются со своим «кайманом», чтобы подбодриться. К несчастью для Деррида, Альтюссер был вынужден покинуть Школу из-за одного из приступов меланхолии, уже ставших для него привычными. Так что теперь все наоборот: Жаки пытается его успокоить, не желая «нарушать его покой»:
Я уверен, что эти несколько недель отдыха пойдут тебе на пользу. Мне было грустно видеть тебя таким уставшим, потрепанным ветрами агрегации и администрации. Но через несколько недель – так ведь? – к тебе вернутся силы и ты появишься вновь, чтобы поддержать нас советами и самим своим присутствием в эти тяжелые моменты перед устным экзаменом или после него.
Заговорив о своем собственном положении, Деррида поначалу притворяется безразличным:
Каждый год накануне агрегации все примерно одно и то же. Я сам в неплохой форме, о чем говорят несколько пробных упражнений. Сочинение о Декарте очень хорошо принято Гандийаком (14,55 «на этот раз без щедрот» – sic). Объяснение Канта для Ипполита («мастерски и замечательно», что могло бы стоить «по меньшей мере 17» – resic). Я говорю это тебе не как маленький отличник, гордый своими хорошими отметками, – знаешь, в моем возрасте… но потому, что это меня успокаивает, возможно безосновательно, и дает мне чуть больше психологических сил перед экзаменами.
Но он не может долго скрывать, насколько все это стало для него невыносимым:
Увы, но я не могу больше гордиться похвалой Гандийака или Ипполита, я просто выпиваю ее как микстуру, как больной агрегацией, коим я стал. Боже мой, когда же я покончу с этой лагерной чушью? Философия – и все остальное, ведь есть еще и остальное и значит оно все больше, – страдает от этого экзаменационного плена, так что я рискую заработать какую-нибудь хроническую болезнь вроде твоей. Веришь ли ты, что когда-нибудь мы полностью излечимся?