А театральному критику – ни до чего нет дела. Командировки большие и малые. Малые – по городу, большие – по России. Ведь театров много, все надо охватить. А кто ж с ребенком останется? У отца есть почетная обязанность быть стабилизатором семьи. А ребенок, разумеется, поедет к бабе-огороднице.

Выйдя из электрички с бабушкой и идя с ней, как в городе, по асфальтовой дорожке, Агния заметила, что на станции кто-то стоял и что-то сказал бабушке у изгороди. Она ведь девочка большая и знает, что людей должно быть много, как в городе, что они ходят в разные стороны, но потом она всё равно останется с бабушкой.

Но некая тень почему-то пошла за ними. И в проулочек пошла за ними, и к дому. Агни пыталась забежать в комнату, чтобы отделаться от этой тени, но тень приперлась и туда. Бабушка вышла на терраску и начала собирать на стол. Они даже поели спокойно вдвоем. Агни ведь большая, она понимает, что мама на работе, в командировке, и ей следует один день провести с бабушкой, и потому не волновалась. Но когда бабушка сказала: «Пойдем гулять» и они вышли за калитку, то тень опять появилась. И тут уже Агни не выдержала и начала грубо обзываться на тень для того, чтобы та знала свое место. А место её – вне их дома и участка. Место прохожего, который встретился и расстался. А если тень настаивает и идет за ними, то Агни состроит воинственное лицо и начнет прямо на улице во весь голос кричать обзывалку:

– Мумука ты!

Дедушка хотел пошутить:

– А ты – бебека!

Такой наглости от тени она не ожидала и поэтому ругалась до тех пор, пока у нее не кончились силы, и она, отвернувшись и держа бабу за руку, не дошла до детской площадки. Там она собрала комплименты, прыгая в песок, в надежде, что тень всё же уйдет, но тень не только не ушла, но проводила их до дома и вошла с ними в дом.

Это совсем обессилило Агни. Баба десять раз её укладывала спать, двадцать раз убаюкивала, но Агни спала плохо и баба увезла её обратно в город на передышку.

Вернувшись к родителям после пребывания у бабушки, Агния ушла на балкон и листала там десять минут книжку.

Родители были в недоумении.

Стала неприхотливой в еде: могла съесть кабачок с яичницей, что раньше даже невозможно было себе представить, и не переживала, если обляпывала одежду.

Во второй приезд Агни баба, смотря ей глаза-в-глаза, начала петь другую песню:

– Не надо устраивать дискриминацию деду, как вы устраивали мне в городе – «Ты что же? Бабушку боишься? Уже полюбила бабушку? А о маме забыла?» Здесь, в деревне, будет не так!

В городе царил Гештальт. Тетка Катя, с которой баба начинала спорить прямо с порога, печется об эмоциях ребенка.

– У Агни страх и она должна его прожить!

– Ребенка надо тянуть от страха к интересу, а не топтаться бесконечно на переживании страха. А интерес нужно развивать дальше, двигаться к некоей большой цели, желательно коллективной, на долгие годы, – не соглашается баба.

Раньше, может быть, баба и хотела бы поспорить со своей старшей дочерью, но у нее не было сил – кафедра, деревня. А теперь она ушла с работы и с удовольствием встряла в семейные, почти студенческие, диспуты.

Дочь хочет, чтобы страх был отдельно, а радость отдельно. А Агнии кажется, что когда она с мамой и папой – у нее радость. С бабушкой радость – иногда. Больше радости нет ни с кем, а страх вступать со всеми в отношения остается всегда.

Баба с дочерью ни до чего не договорилась, и Агния вернулась в деревню. И вот тут, на платформе, баба и сказала:

– Не надо бояться дедушки. Тебя же никто не обижает.

Массированное бабушкино повторение начало потихонечку сдвигать представление Агнии о тени. Тень стала превращаться в дедушку. Не сразу и не до конца. Немножко она его еще боялась. В следующий раз подружусь, думала она. А бабушка никак не могла успокоиться и всё звонила дочери.